Порок и добродетель (Звонок из преисподней) - [121]

– Брэд! Слава Богу! Дорогой мой мальчик, где ты был? Я так волновалась!

Брэд повернулся и запер дверь. Но он не бросился в ее объятия, а встал к ней лицом. Она опустила руки.

– Дорогой?

– Где Дженни, мама? Что ты с ней сделала?

Она молча смотрела на него. Полное непонимание.

– Дженни? Кто такая Дженни? О чем ты говоришь?

Именно в этот момент с упавшим сердцем он осознал, что все правда. Если мать знала, что у Джулии есть дочь, ей должны были быть известны все подробности. «Господи, помоги нам обоим». Но он должен был это сделать.

– Дженни, как ты прекрасно знаешь, дочь Джулии – и моя. Тот самый ребенок, которого вчера по твоему приказу Маркус Левин украл из Диснейленда.

– Диснейленда! – Снова неописуемое удивление. – Дорогой мой мальчик, о чем ты говоришь?

– Ты знаешь.

– Я очень бы хотела знать. Но не имею об этом ни малейшего представления.

– Брось, все это твоя затея. Я в этом ни на секунду не сомневаюсь. Никто другой не способен придумать подобное!

Теплоты в ее взгляде заметно поубавилось. Такого она явно не ожидала. Она упорно старалась удержать его взгляд, поставить его на колени. Но он оставался стоять, как и стоял, поэтому она быстро поменяла свою роль.

– Ой, бабушка, какие большие у тебя глаза!

– Чтобы наконец-то лучше тебя разглядеть!

Дразнящая улыбка исчезла. Она снова сменила роль.

– Ах, мой дорогой! Ты расстроен, правда? – Она опять протянула к нему руки. – Тебе нужно было просто прийти ко мне и попросить объясниться относительно всего того ужасного, что наговорила Кэролайн…

– Уже поздно объясняться, мне нужна Дженни. Где она, мама? Что ты с ней сделала?

– Сделала с кем, дорогой? – Тоном она давала понять, что никак не возьмет в толк, о чем идет речь…

– Дженни – мой ребенок, а вовсе не Поля Шамбрена. Я ее видел, мама, так что я это знаю, – как, впрочем, и ты. Иначе зачем тебе было бы ее красть?

На лице леди Эстер отразилась та боль, которую она испытывала, когда он употреблял, как она считала, неподобающие выражения.

– Не знаю, что ты имеешь в виду под этим словом, но могу тебя уверить, что я не крала никого и ничего.

– Разумеется. Маркус Левин сделал это за тебя.

– Я много лет не видела Маркуса Левина.

– Это как же? Он что, отчитывался перед тобой по телефону?

– Вот что. – Она тихо вздохнула, как бы начиная соображать. – Теперь я вижу. Ты все еще под действием пьяных бредней твоей жены.

– Кэролайн сказала правду. Поэтому я и уехал. Подумать. О тебе – и о себе. И главное – о нас.

– Я всегда думаю только о тебе, – просто сказала мать.

Ее улыбка благословляла его. Теперь в ней появилась снисходительность. Глупый мальчик, говорила она. Я же твоя мать! Мать, которая обожает тебя и которая не сделает ничего, что может повредить ее дорогому сыну.

– Слишком поздно, мама. Я знаю. Ты снова подставила Джулию, так? Хотела собрать на нее досье и объявить ее негодной матерью, чтобы можно было забрать Дженни, когда сочтешь нужным. Вот только когда я сбежал, у тебя лопнуло терпение. Ты должна была наказать Джулию, верно?

На этот раз последовал нетерпеливый жест.

– Ну что ты, Брэд! – То, что она назвала его по имени, служило первым предупреждением. – Никогда в жизни не приходилось слышать подобной чепухи!

– Тут ты права, что глупо, то глупо. На этот раз ты сделала ошибку. Дженни не такая девочка, которая пойдет с незнакомым человеком, ты забыла, кто ее мать.

– Не знаю и знать не хочу, – нетерпеливо перебила его леди Эстер. – Я забочусь лишь о тебе. Почему ты сбежал? Почему не пришел ко мне?

– После того, что рассказала Кэролайн, мне меньше всего хотелось идти к тебе.

– Ты хочешь сказать, что поверил россказням этой пьяной идиотки? – Глубокая обида боролась с недоверием.

– Кэролайн оказала мне услугу, рассказав правду, показав, во что я превращался, почти превратился, по сути дела. В твою заводную игрушку!

– Я не стану отрицать, что жила только для тебя.

– Неправда, ты хотела, чтобы я жил только для тебя.

– Вот как. – Голос прервался в точно рассчитанный момент. – Теперь я понимаю, во всем я одна виновата. В том, что любила тебя.

– Любила! Да такой любовью убить можно!

Мать вжалась в подушки.

– Как ты смеешь мне говорить подобное?

– Потому что наконец я могу это сделать.

– Я ни в чем тебе не отказывала, ни в чем! – страстно воскликнула она. За восклицанием последовал слабый стон. – Кто так тебя изменил? Кто отравил твой ум и настроил против меня? Наполнил его этой чудовищной ложью?

– Правда чудовищна, не ложь!

– Я с ума сходила от беспокойства. Никто не мог мне сказать, где ты, даже мои собственные дочери сговорились против меня. Меня предали мои же собственные дети!

– А в предательстве ты эксперт, верно?

На этот раз стон прозвучал громче.

– Как ты можешь говорить такие вещи?

– Теперь могу.

– Я всегда так тебя любила, больше я ни в чем перед тобой не виновата!

– Ты хочешь сказать, любила, чтобы владеть! Любить – не означает брать, так, как ты брала, брала и брала. Любить – это отдавать, хотеть, чтобы тот, кого ты любишь, был счастлив. У тебя же на первом месте, на последнем, на любом – всегда ты сама. Тебе всегда было безразлично, в чем я нуждаюсь, что нужно мне!