Породненные броней - [9]

— А с бытом как?

— С этой задачей уже справились. Можете взглянуть, как устроились танкисты третьего батальона. Это совсем рядом.

После того как я ознакомился с планом работы политотдела, узнал от полковника Телехова, как восстанавливаются ротные парторганизации, мы пошли в расположение третьего батальона. «Грибок» для дневального, покрытые дерном взводные землянки, неподалеку от них — щели, под навесом располагалась батальонная кухня. Все основательно, по-хозяйски.

— А могут ли танкисты после учебы или работы где-то собраться, почитать газету, послушать радиопередачу, написать домой письмо? — спросил я Виктора Алексеевича.

— Конечно. В каждом батальоне для этого построена и оборудована отдельная землянка. Может быть, это и громковато, но мы называем их, как и в мирное время, ленинскими комнатами. Вот, пожалуйста, зайдем в одну из них.

В довольно вместительном укрытии вокруг двух столов были расставлены скамейки мест на пятьдесят. На столах — журналы, подшивки газет, на стене — боевые листки, посвященные боевой учебе воинов и совершенствованию учебной базы. Здесь же свежая фотогазета. Тут же школьная географическая карта, на которой четко обозначалась линия фронта. На верхнем ее поле надпись: «От Вислы до границы фашистской Германии осталось 430, до Одера — 540, до Берлина — 610 километров».

— Солдаты сами подсчитали это с линейкой в руках. Может, и отклонения есть, но на десяток-другой километров, не больше, — пояснил Телехов. — Танкисты карту очень берегут. Она, бедняга, держится главным образом на изоленте.

Мое внимание привлекла красная ломаная линия, начинавшаяся от Москвы и обрывающаяся неподалеку от Варшавы.

— Это боевой путь бригады, — пояснил начальник политотдела. — Он, конечно, схематичен. Но ветераны хорошо помнят его, и карта помогает проводить им беседы с прибывающим пополнением…

…Побывали мы и в технической роте. Представляя ведущих специалистов, Виктор Алексеевич давал им краткие характеристики и нередко сообщал не только звания и фамилии бойцов, но и называл их по имени-отчеству, добавляя, что тот, мол, ленинградский электрик, другой — московский слесарь, а вот этот мой землячок — автогенщик… Было видно, что это нравилось ремонтникам.

Потом я не раз встречался с полковником Телеховым. Присутствовал на беседах, которые он проводил, на инструктажах агитаторов, на совещаниях парторгов и комсоргов подразделений, заместителей командиров по политической части. И всегда поражало доскональное знание Виктором Алексеевичем людей: их способностей, достоинств и недостатков. Это позволяло ему вести разговор с ними предельно конкретно, точно оценивать каждого.

Телехов не скупился на доброе слово, если люди его заслуживали. Мы порой удивлялись, как он успевает и писать о бойцах, сержантах и офицерах, прославившихся в боях, в корпусную и армейскую газеты, и посылать благодарственные письма родным воинов, на предприятия, в колхозы и совхозы, где те прежде работали.

В отношениях с людьми Виктор Алексеевич никогда не кривил душой, был прямым и честным, иногда, может быть, резким, но всегда стремился оставаться верным своему слову. Он уверенно владел танковым и стрелковым вооружением, хорошо ориентировался на поле боя, а когда требовалось, то брался и за оружие. Так уж получалось всегда, что полковник Телехов находился именно там, где его присутствие было наиболее необходимым, где складывалась особенно тяжелая обстановка. Нужно ли говорить, с каким уважением относились к нему люди?!

Написал эти слова и задумался. Многое из того, что я сказал о Викторе Алексеевиче Телехове, можно ведь отнести и ко многим другим политработникам. Конечно, все они не похожи друг на друга, отличались по подготовке, способностям, характерам, подходу к решению тех или иных проблем. Но у всех было одно главное качество — беспредельная преданность партии, Родине, горячая вера в нашу победу и способность передать свои душевные порывы людям. Так они закаляли сердца и души воинов, чтобы это умножало их силы, звало на разгром врага. Политработники в полную меру использовали и другое «оружие» — силу личного примера. Бойцы ведь понимали: тот, кто призывал их выстоять, под лавиной огня подняться в атаку, должен быть в бою рядом с ними, иначе… иначе это не политработник, а трусоватый пустобрех.

Интересен был и начальник политотдела 107-й танковой бригады полковник Д. И. Цыган. Боевое крещение он получил еще в советско-финляндской войне, с первых дней Великой Отечественной — на фронте, воевал под Сталинградом, имел уже два ранения, одно из них — тяжелое. Но как вставал на ноги — сразу же стремился в строй. Дмитрий Иосифович не любил засиживаться в политотделе, чаще находился среди воинов. Полковник Цыган всегда был в курсе всех событий в бригаде, знал настроения, нужды подчиненных, то, кому и какая требовалась помощь. К нему танкисты всегда шли с открытой душой, делились и своими радостями, и невзгодами.

Орден Ленина, четыре ордена Красного Знамени, орден Красной Звезды, несколько медалей к концу войны… Согласитесь, не каждый политработник имел такой богатый список боевых наград.