Порочный треугольник - [36]

От испуга Ева даже забыла вскрикнуть. Услышав голос, она обернулась, стараясь сразу отступить назад, но попытка не удалась, девушка почувствовала, как её локти сжимают чужие сильные руки, а в следующий миг увидела перед собой лицо нового знакомого — светловолосого парня, назвавшегося Мерцем. Лицо это было совсем близко, слишком близко, так что она смогла заметить лишь злобную усмешку на уровне своих глаз и дикий, надменный взгляд, нахально изучающий её трясущиеся от страха губы. В голове за секунду пронеслись сотни предположений, гонимых ужасом, сковывающим тело. Все они твердили, что вряд ли мужчина пришёл просто поболтать. Из бурного потока кишащих мыслей Ева, всё же, смогла выудить одну: «Нужно что-то делать!». Эта мысль мгновенно помогла освободиться от оков первого испуга, неожиданно появились достаточные силы для сопротивления и девушка не преминула этим воспользоваться — с максимально возможным размахом, она инстинктивно попыталась попасть коленом по самому ценному, возможно, органу противника, или хотя бы отпихнуть его, но её нога тут же была остановлена. Зато секундное замешательство врага дало Еве шанс вырваться. Рывком освободившись от ослабленной хватки цепких рук, радуясь первой победе и готовясь уже звать на помощь, она бросилась в ту сторону, где за зданием тюрьмы пропадал её замешкавшийся спутник. Сделала шаг и тут же бессильно рухнула на спину, с размаху ударившись о каменные плиты. Голова резко заболела, в глазах потемнело, и вместо крика из лёгких вырвался лишь слабый сдавленный выдох. Безжалостный мучитель с довольной усмешкой отпустил своё орудие — травянисто-зелёные пряди длинных растрёпанных волос упали на холодный камень. Он обошёл свою жертву кругом, исступлённо наслаждаясь собственной властью, пока девушка ещё не пришла в себя, бесцеремонно уселся сверху и одной рукой прижал её запястья к земле над головой. Ева тихо застонала, не в силах открыть глаза — адская головная боль перекрывала практически все ощущения, тело отказывалось слушаться, но всё же, она почувствовала, как что-то тяжёлое навалилось на неё и чужие горячие губы, почти касаясь её собственных, начали шептать неразборчиво, обжигая кожу лица неровным дыханием. В ушах звенело, и слова обидчика не могли быть услышаны, но его это не особо волновало, он лишь тянул удовольствие, упиваясь своей силой и превосходством над беззащитной девушкой.

Когда Ева сквозь поток боли вдруг явственно ощутила во рту чужой язык, все остальные чувства мгновенно отошли на второй план, оставив место лишь отвращению. К горлу подступила тошнота и по всему тело пробежала омерзительная ледяная дрожь. Мужчине не было никакого дела до ощущений корчащейся на каменных плитах жертвы, у него был приказ — напомнить, и собственное неукротимое желание сделать это прямо сейчас. Уверенность в том, что её спутника задержат ещё надолго, позволяла не отвлекаться и наслаждаться моментом во всех его чудовищных красках.

Продолжая совершать тщетные попытки преодолеть головную боль и бессилие, Ева почувствовала, что начинает терять сознание и уже рада была бы его лишиться, но резкий приступ боли во всём теле вырвал её разум из наплывающего тумана желанного забытья, мысли снова замелькали, закружились, издевательски давя на, и без того страдающий, рассудок. Ещё приступ боли — ощущение было похоже на то, что тело с разгона бьётся о каменную стену. В глазах на секунду прояснилось, хотя девушка и не желала этого вовсе. Перед замутнённым взглядом мелькнуло чужое довольное лицо: серые глаза, наполненные бесноватой торжественностью, тонкие губы, скривившиеся в подобие наглой усмешки, больше походящей на оскал. И вновь всё вокруг погрузилось в искрящуюся, звенящую темноту, но эта ухмылка так и осталась перед глазами. Только принадлежала она другому человеку, хотя и неуловимо похожему на того, что сейчас издевался над несчастной девушкой. Ева, превозмогая бессилие и боль, попыталась осмотреться в темноте, картина вновь стала проясняться — холодный асфальт, тупая боль в затылке, чужие обжигающе горячие пальцы, бесцеремонно блуждающие по её телу, пылающие яростью и животным желанием глаза, чуть прикрытые прядями растрёпанных тёмных волос, на неестественно бледном лице. До боли знакомое лицо и голос, что-то шепчущей в исступлении, пока трясущиеся от порочного вожделения руки рвут ткань бело-голубого платья на часто вздымающейся груди. Эта картина то оживала, то вновь застывала перед глазами, а боль продолжала приступами накатывать на измученное тело, пока, наконец, не нашлось немного сил, чтобы поднять руки. Девушке хотелось бы просто рассеять страшную картину, как наваждение, а если не получится, то хотя бы сделать попытку сопротивления, не сдаваться так легко. В окружающей тьме Ева увидела собственные пальцы, по ним стекала густая багровая жидкость: «Кровь?! Откуда столько крови?!» — пронеслась растерянная мысль, она повернула голову на бок, неясным взглядом провожая движение собственной руки. Бледная кисть скользнула по тёмной глянцевой поверхности и от алеющих пальцев прошлись едва заметные круги, быстро потонувшие в вязкой луже. Взгляд цеплялся за темноту в поисках краёв кровавого моря, но натыкался лишь на тёмную непробиваемую стену, такую же, на которую совсем недавно бросил девушку поток мыслей её возлюбленного. «Тимор, где же ты? Ты так нужен мне сейчас» — глухо звучал в голове собственный голос, когда окружающая картина начала меркнуть и всю иллюзорную цепь неясных воспоминаний заволокло непроницаемой пеленой забытья.