Порочный круг - [6]

Увы, мое настроение к скабрезным шуткам не располагало.

— Это не «она», а «он». Одержимый демоном психопат, температура тела которого на тринадцать градусов превышает стандартные тридцать шесть и шесть. Так что да, можно с уверенностью сказать: он пылкий и горячий.

Отложив блокнот, Маккей обжег меня подозрительным взглядом: в разговоре намечалось какое-то изменение, и оно ему не нравилось.

— Сейчас вы можете быть свободны, — сурово объявил он. — Полагаю, сержант Колдвуд в ближайшее время захочет с вами побеседовать, так что будьте на связи, договорились?

— Договорились: каналы астральной связи обещаю держать открытыми.

— Что? — Смутная тревога на лице констебля сменилась откровенным беспокойством.

— Пустяки, забудьте, — бросил я и зашагал прочь.

Маккей не виноват, что субботний вечер не сулил мне ничего хорошего. Винить следовало лишь себя самого, но разве от этого легче?

В выходные нужно избавляться от накопившегося за неделю стресса и набираться сил для борьбы с невзгодами и лишениями, которые ждут в будущем. Увы, только не мне и не сегодня, потому что по сравнению с местом, куда предстояло ехать, забытый богом склад казался сущим раем.

2

При необходимости я могу сесть за руль, но машины у меня нет. В Лондоне личный транспорт не такое уж подспорье, если, конечно, не ищете, где бы посидеть, обливаясь потом, в ожидании, когда рассосется пробка на двадцать пятой автомагистрали. Так что мне предстояла долгая поездка на метро: сначала в центр по одной ветке Северной линии, а потом снова на окраину по другой.

Сумерки. Субботний день окончательно уступал права субботней ночи: футбольные фанаты уже рассеялись подобно туману, а время театралов и любителей клубной жизни еще не наступило. Мне повезло: большую часть пути я сидел, хотя в вагоне и попахивало прогорклым жиром недавно съеденного «биг-мака».

Справа от меня парень читал «Гардиан», и я, заглядывая ему через плечо, читал его тоже.

Так, мой любимый политический бокс в самом разгаре: тори собираются пустить кровь своему недавнему лидеру; министр внутренних дел отрицает грубое злоупотребление должностным положением и не желает снимать судебный запрет, мешающий СМИ рассказать, в чем именно злоупотребление заключается; билль о правах мертвых возвращается в палату общин на третье чтение…

Естественно, на деле предлагаемый билль имел другое название, если не изменяет память, — «Акт о переопределении законодательного статуса сверхъестественных сил», однако таблоиды тут же его усекли, и из всех вариантов лучше всего прижился «билль о правах мертвых», хотя лично я предпочитаю «акт о живых, пока не доказано обратное».

По сути, правительство пыталось провести законопроект через парламент, дабы получить возможность добавлять существенные постскриптумы по всем ранее принятым законодательным актам. Дело заключалось не в том, как именно должен был работать новый закон, а кто попадал в сферу его действия.

Основная цель — обеспечить мертвых правовой поддержкой; здесь и могла начаться потеха, сулящая работу миллионам юристов до скончания веков. Ведь мертвые и восставшие бывают разными: классов и видов больше, чем песчинок на пляже или сериалов на кабельном телевидении. Как их разграничить? Где провести черту? Какая степень материализации необходима, чтобы считаться полноправным гражданином?

Эти и многие другие вопросы активно обсуждались в палатах лордов и общин, а эксперты склонялись к мысли, что если проект выставят на всенародное голосование, он наверняка будет отклонен. Однако казалось, рано или поздно придется смириться с тем, что старые определения жизни и смерти ни к черту не годятся, а люди, не понявшие намек, когда сердце перестало биться, а тленные части тела зарыли под землю, находятся пусть под минимальной, но защитой закона.

По-моему, мертвые были с нами всегда, просто до определенного момента вели себя довольно сдержанно. Или просто многим из них не хотелось воскресать.

Насколько помню, в детстве даже особых разграничений не проводил; просто у одних людей были руки, за которые я держатся, и колени, на которых я сидел, а с другими такого не получалось: вместо рук и коленей пустота. Методом проб и ошибок я понял, кто есть кто, а чуть позднее научился не рассказывать о тех, «других» взрослым: они ведь не всегда видят или слышат печальную женщину в мясном отделе «Сейнзбериз», ребенка, одиноко застывшего посреди оживленной дороги, грязно ругающегося бродягу, проходящего сквозь стены гостиной.

Особых неудобств мои секреты не приносили, я скорее удивлялся им, чем тяготился, а что призраков нужно бояться, впервые узнал из детских страшилок. «Привидения, призраки, — подумал я тогда, — вот как называются „другие“!»

Первым призраком, создавшим какие-то проблемы, была моя сестренка Кэти, и получилось так, потому что я знал ее при жизни. На моих глазах папа принес ее искореженное тельце домой. Я видел, как он всхлипывает и отбивается от людей, пытающихся ему помочь. Кэти прыгала через скакалку на улице, которая фактически считалась «игровой», закрытой для транспорта («С 8 утра до захода солнца сквозной проезд запрещен»). Фургон службы доставки ехал слишком быстро для такой узкой улочки: косой удар — Кэти взлетела в воздух на добрых три метра и, по всеобщему мнению, мгновенно умерла. А водитель даже не притормозил. Впоследствии папа долго ходил по соседям, пытаясь выяснить, какой фирме принадлежал фургон: ему очень хотелось отыскать водителя раньше полиции. К счастью для них обоих, люди отвечали по-разному: «Гордость хозяйки»,