Пора уводить коней - [17]

Я рассказал о рыси на следующий день в магазине. Да наверняка пес, сказали мне. И не поверили. Ни один из тех, с кем я в Тот день беседовал, никогда не видел тут рыси, так за что это счастье пришлому, прожившему здесь меньше месяца? Будь я одним из них, я бы рассуждал, наверно, так же, но что я видел своими глазами, то видел, и картинка этого большого кота хранится отныне где-то внутри меня, я могу оживить ее по первому желанию и не сомневаюсь, что в какой-нибудь день или ночь снова рысь увижу. Здорово было бы.

Останавливаю машину перед заправкой «Стат-ойл». Надо разобраться с той фарой. Я все еще не купил стекла и лампочку не поменял, так и езжу. Но по вечерам уже темновато для такой езды, да и правилами запрещено. Так что иду внутрь потолковать с мастером. Он выглядывает в окошко в двери и говорит, что лампочку поменяет сейчас, а стекло закажет у торговца запчастями со старых машин.

— Нет смысла тратить деньги на новьё для старой машины, — говорит он. Что справедливо. У меня десятилетний «нисан»-пикап, я мог бы купить машину поновее, это мне по деньгам, но оборотных и на это, и на дом не хватило бы, и я проголосовал против. Вообще-то я думал о полноприводном джипе, он бы здесь пришелся в самый раз, но это отдает пижонством и нуворишеством, подумал я и в конце концов купил эту машину с задним приводом, как и все, на чем я ездил прежде. Я уже обращался с ней к механику с разными проблемами, в частности с изношенной динамо-машиной, и он говорит те же слова и заказывает детали у того же старьевщика. Это обходится в сущую ерунду по сравнению с новыми, и мне кажется, что сам он берет меньше положенного. Но он насвистывает, пока работает, и крутит по радио «Только новости», и, очевидно, имеет свою четкую ценовую политику. Он настолько дружелюбен и расположен ко мне, что я теряюсь. Я был готов встретить скорее неприятие, тем более что и езжу не на «вольво». Возможно, он тоже приезжий.

Оставив машину на заправке, я пешком пошел в магазин, мимо церкви и наискось через перекресток. Это здесь не принято. Я заметил, что все передвигаются только на машинах, даже если им в соседний дом. До магазина метров сто, но я единственный иду вдоль парковки, и чувствую на себе взгляды, и наконец с радостью захожу в двери магазина.

Здороваюсь направо-налево, они уже привыкли ко мне и поняли, что я приехал жить, что я не из дачников, которые устремляются сюда огромными толпами летом и на Пасху: ловить днем рыбу, а вечером резаться в покер и пить ерша. Не сразу, но они стали осторожно расспрашивать меня, пока мы стоим в очереди в кассу, и теперь все знают, кто я и где живу. Они знают, кем я успел поработать, сколько мне лет и что моя жена погибла три года назад в аварии, в которой я чудом уцелел, что она была не первой женой, что у меня есть двое взрослых детей от другого брака, у которых уже есть свои дети. Все это я позволил им узнать, и еще, например, что смерть жены вышибла меня из седла, я ничего больше не хотел, досрочно оформил пенсию и стал подыскивать, куда бы мне переехать, и как я обрадовался, натолкнувшись на дом, в котором теперь живу. Это им приятно слышать, хотя они твердят хором, что лучше бы я поговорил с ними заранее, они бы меня предупредили, что дом в ужасном состоянии, многие зарились на него, уж больно живописно он стоит, но все отступились, слишком много надо в него вложить, чтобы в нем можно было жить по-человечески. Хорошо, что я этого не знал раньше, говорю я, а то бы я его не купил и не узнал бы, что в нем вполне можно жить, если не выставлять сразу слишком высоких требований, а двигаться вперед мало-помалу. Меня это устраивает, говорю я, времени у меня навалом, я никуда не спешу.

Люди любят, когда ты рассказываешь им о своей жизни — соразмерными порциями, в скромной доверительной манере, они считают, что так узнают тебя, но ошибаются: они узнают только о тебе, о каких-то фактах, но твоих чувств, и как ты мыслишь, и что ты думаешь по какому ни возьми поводу — всего этого они не знают, равно как и не могут почувствовать, как все, через что ты в жизни прошел, и что ты для себя решал, и на что решался, сделало из тебя того, кем ты стал. Взамен они пускают в ход собственные мысли, мнения и предположения и сочиняют тебе новую жизнь, которая чудесным образом не имеет ничего общего с твоей. Так что можешь быть спокоен, никто не проникнет тебе в душу, если ты сам этого не захочешь. А твое дело — быть вежливым, улыбаться и гнать прочь паранойю: перемывать тебе косточки они будут все равно, независимо от твоих фокусов, этого не избежать, ты сам поступал бы так же.

Мне нужно всего ничего, хлеба и чего-нибудь на него положить, я управляюсь в пять минут. Поразительно, какие у меня стали пустые корзинки в магазинах, до какой скромности в запросах я дошел в одиночестве. Расплачиваюсь во власти вдруг накатившей бессмысленной тоски и чувствую на лбу взгляд кассирши, «ах, вдовец», вот что она видит. Они ни черта не понимают, да и ладно.

— Пожалуйста, — говорит она проникновенно, шелковисто-нежно и протягивает мне сдачу, а я отвечаю: