Пора созревания - [3]

Разбудил меня дождь. Лил как из ведра. Это обстоятельство удержало меня от попытки ринуться в сад на поиски следов ночного вторжения: их наверняка уже смыло.

Застилая постель, я наткнулась на сверток — я и позабыла о нем из-за всех этих барсуков со товарищи. Конечно, я собиралась тщательнейшим образом его изучить, но сначала — чай!

Еще ни один день на моей памяти не стартовал столь быстро, чтобы заставить меня поторопиться с завтраком. Итак, я не спеша поджарила в тостере соевую булочку, позволила заварке как следует настояться, нарезала дольками традиционное яблоко (an apple a day keeps our doctor away[6]), постепенно приводя себя в гармонию с окружающим миром.

Однако едва надкусила булочку — в дверь позвонили. Звонок прозвучал резко и настойчиво, так ломиться в дом может только почтальон с экспресс-бандеролью. Неужели в этой стране нет никого, кто при всем уважении к служебным инструкциям отсоветовал бы жителям посылать экспресс-бандероли, единственная цель которых — выгнать почтальона под дождь?!

По старому доброму кельтскому обычаю двери у нас в поселке не запираются с утра до поздней ночи. Пока я с полным ртом поднималась из-за стола, почтальон возник точно посреди кухни и протянул мне ручку, чтобы я расписалась в получении очередной посылки, на этот раз пухлого крафт-пакета, перевязанного суровой бечевкой и опечатанного сургучом.

Пропихнув кусок в горло, я поинтересовалась, надо ли чего оплатить. Ответ «Не надо!» слился с фырканьем почтового фургончика.

Экспресс-доставка оказалась оправданной. Редкий случай. Отправителем пакета значился Игнац Мустель из Оберлаа.

— Мустель, Мустель… — произнесла я.

Что напоминает это имя? «Mustelidae, то есть куньи!» — догадалась я после второго глотка чая. А не относятся ли барсуки к отряду куньих?

Из письма, приложенного к посылке, выяснилось, что Игнац Мустель — сотрудник садоводческого журнала, для которого я иногда пишу, коллега в курсе моего горячего желания приютить на веранде Iris elegantissima, дабы потом, когда ирис ко мне привыкнет, высалить в сад в качестве главного украшении последнего.

Растение исключительной красоты должно произрастать рядом с такими же небесными созданиями. К сожалению, я никогда не встречала подобный ирис, путешествуя по странам, откуда он родом, по северо-восточной Анатолии, западному Ирану, а также бывшей советской республике Армения, иначе непременно привезла бы. Лишь однажды я удостоилась лицезреть его в «Нимфенбурге», ботаническом саду города Мюнхен.

Игнац Мустель сообщал, что с огромным трудом уговорил фирму «Сезам» из Эрзурума — она, кстати, обслуживает исключительно ботанические сады Европы и Америки — прислать ему несколько ценнейших саженцев и один он уступает мне, ведь именно после моей вдохновенной статьи его осенила идея добавить к своей обширной коллекции ирисов «элегантиссиму».

Тая от счастья, я вскрыла полиэтиленовый пакет, усеянный воздушными пузырьками, и обнаружила, надо признаться, довольно неказистый, сморщенный и узловатый корень. Я вскочила и понеслась — прощай, завтрак! — в сарай: скорее, скорее устроить знатной особе достойную опочивальню, пусть отдыхает до весны.

На приготовление дерновой смеси я потратила уйму времени, так же как и на выбор горшка. А еще ведь требовалась галька для дренажа, за ней мне пришлось переться на дорогу, причем под проливным дождем. И много чего еще понадобилось сделать.

Короче, утро я убила на все эти хлопоты, не говоря уже о заклинаниях, что срывались с моих губ без перерыва: «Извольте, мол, Ваше высочество, благоденствовать в данном вазоне, чтобы в один прекрасный день порадовать меня и моих гостей своей изысканностью…» Впрочем, на заклинания времени ушло мало: кому придет в голову задумываться, когда слова просто рвутся из сердца!

Как описать мое удивление, когда, вернувшись на кухню, я увидела собаку? Она, стало быть, сама открыла дверь и теперь вела носом по краю стола, недвусмысленно подбираясь к свертку, выпавшему из барсучьего живота. Эта собака в будни гуляла вместе с нашим пастором. В действительности она принадлежала журналисту из Вены, который имел обыкновение проводить в нашем городке уик-энд, так что по выходным собака сопровождала его.

— Руфус! — гаркнула я.

Окриком мне удалось помешать псу сделать то, что он задумал. Пристыженный, виляя хвостом, Руфус подошел ко мне, и я угостила его кормом Деде Султана, прежде чем отослать тоном, не терпящим возражений, обратно к хозяину. А к кому еще я должна была его послать?

Итак, сверток лежал возле моего наполовину опорожненного чайника и, я бы сказала, пялился на меня. А может, пса специально подослали? Вообразить себе, что пастор проявляет интерес к содержимому барсучьего живота, я не могла, поэтому заподозрила журналиста: писаки вечно суют нос куда не надо. Или все же пастор?

Я водрузила Iris elegantissima на подоконник, к себе поближе, особо любоваться было нечем: из роскошного нового терракотового горшка торчал лишь вялый листочек, развернулась и схватила сверток, да так неловко, что опрокинула чашку. Холодный чай плеснул на газетный лист, который хранил таинственное сокровище, и тонкая бумага, намокнув, сморщилась.