Пора созревания - [26]

И снилась мне война котов и мышей. Генерал, Деде Султан, в сапогах со шпорами, — эдакий герой Шарля Перро, — явно тяготился мышиной возней. Противники, потрясая копьями, скакали вокруг него на маленьких слонах, а он прыгал туда-сюда, хищно ощерив пасть, и вместо усов — я присмотрелась повнимательнее — топорщились мышиные хвосты.

На рассвете меня разбудил громкий хруст: ореховые сони на чердаке грызли доски прямо над моей головой. Или опять кто-нибудь из семейства куньих? Я нашарила под кроватью домашние туфли и подкинула, одну за другой. Воцарилась тишина. Я попробовала уснуть, однако хруст возобновился, тогда вслед за стоптанными туфлями о потолок хлопнулись пушистые тапочки. Надо будет днем попросить Деде Султана навести на чердаке порядок. Нет, я не хотела устроить битву наподобие той, что мне приснилась, может быть, бузотерам и кошачьего запаха хватит.

Небо было безоблачно. Маленький серебряный самолет тянул дорожку, белую и длинную, как зубная нить, от аэродрома в Муртале. Еще до завтрака я запустила стиральную машину, теперь вывешивала для просушки первую партию белья. А вот и Августа. Она казалась немного обиженной, я ведь так и не перезвонила ей вчера. Я поймала себя на том, что ищу за спиной Августы Пат, но для пионерки я, наверное, поздновато встала.

— А я собиралась рассказать тебе новости, — по-детски надула губы Августа.

— Новости? — Я вручила Августе пластиковую коробочку с прищепками, жестом пригласив ее следовать за мной вдоль веревки.

— Пат нашла руины монастыря лейслингинок!

— Быть не может! — Я уронила в траву трусы.

Нагнувшись, я попыталась обрести спокойствие.

— И все же монастырь существовал! Пат притащила камень из монастырской кладки.

Ну, если один-единственный камень является доказательством, то остается надеяться, что обе научные работницы изучают филологию на более фундаментальной основе.

Так, значит, хромота была вызвана тяжелым камнем в кармане спортивных брюк? Я схватилась за голову: у отеля Пат уже не хромала! «Интересная местность!» — отдалось у меня в ушах.

— И? — Я прищепила трусы к веревке. — Показала она тебе то место?

Рот Августы капризно изогнулся уголками вниз.

— Я проспала! Мы договорились встать в семь утра, но я не смогла!

— А может, она и не собиралась ничего показывать? Вспомни-ка, когда в последний раз ты просыпалась в семь часов.

— Ты права. А может, ты покажешь?

Я в раздумье прицепила последнюю прищепку к последней мокрой тряпке и уперлась левой рукой в бедро, правой держа пустую корзину.

— Ты всерьез считаешь, что я потащусь с тобой в Лейслингское ущелье? Ты представляешь, как это далеко? Я имею в виду, без машины.

— Ну, я… — Она насупилась, будто куры стащили у нее краюшку хлеба.

Где же Пат обнаружила остатки монастыря? Вопрос вертелся на языке, но я и не подумала признаться в своем неведении.

— Слушай, а что ты знаешь о коптском языке?

— О! О! О! — выпалила Августа, просветлев лицом. — Кто это тебя надоумил?

Я без комментариев удалилась в дом. Августа — за мной.

— Ну, раз ты спросила, — она присела к столу в гостиной, на котором желтела стопка чистых листов, — раз ты спрашиваешь, значит, близка к разгадке.

— С чего бы вдруг? — вырвалось у меня.

— Французский ученый Жан Шампольон смог расшифровать иероглифы на камне Розетты только после того, как догадался, что перед ним — не пиктограмма и не слоговое письмо. Он понял, что иероглифы обозначают звуки, причем языка, которым владел. Он был полиглотом и наряду со многими языками в молодости выучил коптский. Он настолько постиг это египетское наречие, что даже вел дневник на нем.

— Гм… — Смысл лекции я уловила, но по-прежнему не понимала, к чему Августа клонит.

Августа засмеялась:

— Кто бы ни навел тебя на мысль о коптском языке, он хотел намекнуть: что-то лежит у тебя прямо под носом. Кстати, ты просмотрела тексты Незими? Начертание напоминает скорее руническое письмо, чем арабскую вязь. Как по-твоему?

— Арабская вязь постоянно менялась на протяжении веков. Например, куфическое письмо выглядит иначе, чем талик.[20] — Я попыталась сменить тему. — Если вы с Пат настроены между делом осматривать достопримечательности, то посетите Прюгг. В церкви Святого Георгия — замечательные фрески предположительно 1300 года, а в храме Святого Иоанна — пример куфического шрифта.

— Интересно! — Она погладила листы оригинала. — Просто руки чешутся, как хочется проявить рукопись по собственной методике. Я уверена, что получится!

Ее интонация убедила меня в обратном. Дабы уберечь ее от соблазна, я заперла рукопись в шкафу.

— Прюгг, — повторила я. — Поезжайте в Прюгг. Ради одного вида, что открывается вниз, на долину. Кроме того, там хорошо кормят.

— В другой раз. Сегодня на повестке дня — изучение истории.

Или я ослышалась, или она произнесла это совсем без восторга.

— В одиннадцать мы встречаемся со здешней студенткой, в свое время она проучилась у Пат в Америке один семестр. Кажется, ее зовут Барбарой. Она повезет нас то ли в Бло-, то ли в Блаа-Альм, а оттуда мы пойдем пешком через Реттенбахское ущелье к укрытиям бойцов Сопротивления. Говорят, Эйхман бежал через Реттенбах. А еще, по слухам, те сокровища, что все ищут в Топлицзее, на самом деле зарыты в Альме или его окрестностях. И почему там никто не ищет…