Пора по домам, ребята - [62]

Полдень. Валит мокрый снег. Ветер. Мы дрожим не только от холода, но еще и от голода. Голод иногда досаждал нам больше, чем мороз. К дороге мы готовились, насушили немного сухарей, получая хлеб по карточкам. Но нашему путешествию конца не было. «Как ты думаешь, — говорит Ваня, — может, выскочим, осмотримся?» — «Давай». Со станции мы выбрались без приключений и двинулись прямо на базар. Там всегда можно купить что-нибудь поесть, а на худой конец выменять. У нас были с собой деньги, заработанные в городе, и даже довольно много. Базар как базар. Одни продают, другие хотят что-то купить, а еще крутятся там разные людишки, чаще всего подростки — сироты, которые только и ищут, где плохо лежит. Ходим, смотрим. Видимо, наш вид не вызывал доверия у продавцов, как только мы подходили к какой-нибудь женщине, она сразу же хватала крепче корзину с яйцами, либо прикрывала полотенцем оладьи из промерзшей тертой картошки. Потому как вид у нас был не дай боже! Что там говорить! Прошел почти месяц, как мы мыкались по станциям и товарнякам, на снегу, морозе, на угле или сере, редко когда в крытом вагоне или на прессованном сене, накрытом брезентом. Грязные, голодные, невыспавшиеся, в промасленных телогрейках. Выпили мы на базаре по стакану теплого молока, купили немного жареных тыквенных семечек, только этим сыт не будешь. Да и на дорогу что-нибудь надо было купить. Подошли к замотанной в платки торговке, продававшей лепешки. «Почем?» Она подозрительно глянула на нас. «А деньги-то у вас есть?» — «Не бойся, тетя, даром не берем». — «А ну-ка, покажите деньги, а то знаем мы таких». — И баба прикрыла лепешки полотенцем. Ваня вытащил из кармана пачку денег. Баба заломила такую цену, что мы опешили. Тогда-то и выкинули глупость — надо было заплатить и уходить, но нам кровь ударила в голову от ее нахальства. Вокруг бабы собралась толпа, и все набросились на нее: «У тебя совесть есть, так обдирать?», «Спекулянтка!», «Гнать таких надо, с человека последнюю шкуру спустит!», «Гляньте на нее, вон как разжирела на чужой беде!», «В милицию ее надо отвести!», «Работать заставить!» Не успели мы оглянуться, а милиционер тут как тут и под одобрительные выкрики толпы забрал толстую торговку с ее лепешками и нас с Ваней. В качестве свидетелей. Только этого нам не хватало!

— Черт побери, ну и влипли же вы! Ну и что дальше?

— У нас не было выхода. Мы переглянулись и дали деру. Ваня бросился наутек в одну, а я в другую сторону. Милиционер что-то кричал, но бабу отпустить не решился. Голодные, перепуганные, ночью мы уже снова тряслись на платформе.

Чем ближе к фронту, тем становилось все сложнее. Военные патрули, милиция. Города в развалинах. Следы войны чувствовались на каждом шагу. Эшелоны с ранеными. Покореженная военная техника. Один за другим шли на запад эшелоны с войсками. Мы с Ваней выбиваемся из последних сил. Но, наученные горьким опытом, ни к кому не обращаемся, потому что ясно как божий день, что в армию нас не возьмут, отправят обратно в тыл. Мы решили, несмотря ни на что, добраться до фронта, на передовую, а оттуда нас уже не завернут. Только в конце марта, когда уже запахло весной, хотя шли дожди и было холодно, мы оказались совсем близко от фронта, в Рязани. А я, где только представлялась возможность, искал и расспрашивал о польском войске. Не везло мне, столько тысяч километров отмахали, а польского солдата так и не удалось встретить. Конечно, о поляках знали. Несколько раз случалось слышать о них от раненых бойцов, которых я встречал на вокзалах или базарах. Но они не очень-то знали, где поляков искать. Некоторые говорили, что в Смоленске, другие, что в Рязани. Счастливый случай помог нам с Ваней очутиться в Рязани. Встретился нам комендант станции, редкой души человек. Потому как в Рязани, представь себе, мы снова попались, причем в руки железнодорожной охраны. Тут уж было не до шуток. Прифронтовая полоса. Попробуй сбежать от них: стреляют без предупреждения. Они потребовали документы. Какие там документы! Ну и отвели нас к военному коменданту станции, пожилому подполковнику. Стоим у его письменного стола. А он за один присест сто вопросов решает. Стоим и молчим. Наконец он на минуту освободился. «Зайцы?» Врать было бесполезно. Такому человеку нельзя врать. У него были усталые, умные, проницательные глаза. Ну, мы все ему и выложили. Он молчал. Кивал головой. Тут снова затрезвонили телефоны, кто-то там опять вошел с каким-то вопросом. «Савич! — громко позвал подполковник. Появился бравый усатый старшина. — Забери этих двух героев, накорми, попарь в бане и приведи потом ко мне. Сторожить их не надо. Не сбегут». «Слушаюсь», — ответил старшина. Ну и через минуту — впервые за последний месяц — мы досыта наелись густой солдатской каши, помылись и облачились в чистое, солдатское белье. И выспались в тепле. А утром меня забрал от подполковника Лебедкина, ну ни за что не отгадаешь кто? Наш капитан, а тогда еще поручик Затора.

— Ну и повезло же тебе, парень!

— Еще как!

— А что там Затора делал?

— Они грузились в эшелоны, нашу дивизию перебрасывали как раз на Волынь. Подполковник сообщил коменданту польского эшелона, тот — дежурному офицеру, ну и появился поручик Затора.