Пора по домам, ребята - [42]

— Слежу, товарищ майор. Ну, а воры у нас уже тоже побывали. Не далее как позавчера приехали на грузовике и начали шастать по домам, тащили все, что могло сгодиться. Я послал несколько ребят, они их задержали и доставили сюда. Оказывается, возвращались из Германии, где-то раздобыли машину, ну и кидали в кузов все, что только под руку попадалось.

— И что ты с ними сделал?

— Отобрал, что награбили. Сказал, что, если имеют желание поселиться здесь, пожалуйста, пусть займутся хозяйством, а если нет, то пусть убираются подобру-поздорову.

— А грузовик?

— Конфисковал для нужд роты.

— Ну и правильно, — заметил по-русски Таманский. — Говоришь, Дерень, что люди сами себе солтыса выбрали? Вот и хорошо. Должен же кто-то их представлять. Со всеми сразу не поговоришь. Так пусть этот солтыс и еще кто-нибудь, ну хотя бы твой старшина, составят опись всего имущества, перепишут скотину. Ведь хорошие люди приедут, для них все это будет необходимо в хозяйстве.

— Разрешите доложить, я уже так и сделал.

— Ну и молодец! — Таманский был явно доволен третьей ротой и ее командиром.

Они шли по деревне в направлении фольварка. Дома, дворы в основном пустующие. Изредка мелькнет фигура человека, перебежит дорогу одичавший кот. Рядом с небольшим костелом — ухоженный, одноэтажный жилой дом с крыльцом, увитым диким виноградом.

— А вот и наш ксендз… — От костела шел статный, в черной сутане человек средних лет, но седой как лунь. Он направлялся к ним. — Сейчас наверняка будет жаловаться на меня, — улыбнулся Дерень.

— А что ты здесь натворил? С духовным лицом надо жить в согласии. Что ж, поговорим с ксендзом, послушаем, что слуга божий хочет нам сказать, — с шутливой ноткой в голосе произнес майор, хотя, честно говоря, глядя на приближающегося священника, чувствовал себя не слишком уверенно, не очень-то представляя, как с такой персоной говорить. С военным капелланом он уже сталкивался, знал его обязанности, да и привык к нему еще с тех времен, когда формировалась дивизия в Сельцах. Привык и к тому, что солдаты пели каждый вечер «Присягу»[8], а после подъема — «Когда загораются ранние зори». Но с «гражданским» ксендзом майору соприкасаться еще не приходилось. Больше всего он боялся задеть религиозные чувства или же проявить неуважение к обрядам своих подчиненных. «Да, непроста эта Польша. Ничего не попишешь. А сейчас, ко всему прочему, еще мне ксендза черти, а вернее — ангелы, подкинули». Тем временем ксендз, улыбаясь, приближался к офицерам.

— Слава Иисусу Христу. Как приятно видеть на этой земле наши польские мундиры, наших офицеров, наше польское войско!

Ксендз склонил седую голову. Таманский отдал честь, размышляя не столько над ответом, сколько над тем, как обращаться к священнику. Затора сориентировался в ситуации и начал первым:

— Мы тоже приветствуем ксендза. И рады, что вы поселились здесь. Собираются понемножку поляки.

— Как говорится, зернышко по зернышку. — Таманский протянул руку и поздоровался с ксендзом.

— Моя фамилия Будзинский. Вы абсолютно правы. Эта страшная война нас, поляков, так разбросала, что трудно будет не только собраться, но и досчитаться многих. Я возвращался из концлагеря вместе со всеми. Увидел по пути католическую святыню. Вошел поклониться богу. Так и остался. Да и люди просили, здесь уже горстка поляков собралась, а в округе, кроме меня, священника польской национальности пока нет. Прихожане на мессу собираются даже из соседних селений. Да и ваши солдаты, могу сказать, тоже посещают храм божий. Только хорунжий Дерень пока не оказал мне такой чести, хотя не могу жаловаться, вообще-то живем мы с ним в согласии.

— Рад это слышать, а то Дерень, когда увидел вас, предупредил, что вы на него наверняка будете жаловаться. Только не успел сказать, на что именно.

Ксендз и хорунжий с улыбкой посмотрели друг на друга.

— Я думал, что ксендз о локомобиле вам расскажет, — пробормотал немного оторопевший Дерень.

— Что вы, пан хорунжий. Разве я бы осмелился наши внутренние, местные дела вытаскивать на свет божий. А во-вторых, я бы не позволил себе такой ерундой морочить голову пану майору.

— Ерунда не ерунда, но коль скоро вы уж начали, то скажите, пожалуйста, о чем идет речь. Дерень, что это за история с локомобилем?

— Пан майор, об этом мы с хорунжим сами договоримся. У меня к вам большая просьба, и я рассчитываю, что вы, пан майор, и сопровождающие вас лица не откажут мне в этом. Сердечно приглашаю вас к себе на чашку чая. Пожалуйста, пан майор. Это действительно будет для меня большая честь…

Они сидели в большой комнате, заставленной темной, массивной мебелью. Пожилая, опрятно одетая немка, как потом оказалось — экономка, подала чай. Ее предыдущий хозяин — немецкий священник — эвакуировался при приближении фронта и не вернулся. Ксендз достал из буфета бутылку белого вина. Выяснилось и то, о чем до сих пор ксендз с Деренем не сумели договориться. Так вот, с помощью локомобиля, используемого обычно в качестве привода к молотилке, находчивые бойцы Дереня запустили динамо-машину, и в фольварке загорелся электрический свет. А у ксендза в костеле был электрический орган, но не было источника тока.