Пора летних каникул - [16]

Шрифт
Интервал

Отсюда Глеб сделал вывод, что я поступил благоразумно, слегка испортив новый костюм.

В общем все обошлось. Мы уселись на скамейку и задумались. Я все никак не мог понять, отчего это мы, трое, такие разные, а подружились. Ссоримся — и все равно дружим.

Вдруг Вилька вскочил со скамейки, сказал странным голосом:

— Глеб, а Глеб… Вот ты школу кончил. Что теперь делать будешь, что? О чем мечтаешь?

— О тройном стрекасате.

— Чо?..

— Это прыжок такой с трамплина. Три полных оборота через голову назад, а летишь при этом вперед. И еще обязательно отработаю такой партерный прыжочек: три «флик-фляка» — двойной сальтоморталь с пируэтом.

— Двойное сальто-мортале, — поправил я. Глеб не согласился.

— У нас в цирке своя терминология. Вот бывает — мышцы болят, это когда долго не тренируешься. По-итальянски называется — корпо долоре. А мы говорим: у меня крепатура. Или, к примеру, сделал я в темпе по кругу десять арабских прыжков и подаю «продажу»… ну, значит, ручками — комплимент, улыбочка с возгласом «Валя!»… Да вы оба видели. А что такое «Валя!»? По-французски — вуа-ля, мол, смотрите, здорово получилось.

— Удивляюсь, зачем все коверкать… — начал было я, но Глеб огорошил:

— А зачем ты шифон шифоном обзываешь? По-французски шифон — тряпка. По какому праву обыкновенное летнее пальто величаешь макинтошем? Макинтош — это такой англичанин, он изобрел непромокаемый плащ. А ты — все наоборот!

Я всегда поражался, откуда Глеб знает всякую всячину? То, что он первый в литературе, — понятно. Читает взахлеб. Но разные там иностранные словечки и макинтоши…

Глеб угадал мои мысли.

— Всю эту чепуху, Юрка, я знаешь откуда узнал? До тридцать восьмого года к нам прорва иностранных артистов приезжала. Вместе работали, жили в общежитиях. Поневоле заговоришь. С одним по-немецки, с другим по-английски. Помаленьку кое-что наскреб. Как говорится, с миру по нитке, голый — без рубашки.

— А ну вас к лешему, — перебил его Вилька. — В кои-то веки потолковать задумал, а вы — про тряпки и макинтоши… Ты же так и не ответил мне, Глеб. Зачем тебе тройной стрекасат и двойное сальто с пируэтом?

Глеб удивился.

— Чудак-человек! Да это же трюки мирового класса. Обо мне в «Дас программ» писать будут… Есть такой рекламный журнал в Германии… Персональную ставку дадут. Сам Данкман обещал!

— Значит, к деньгам и славе рвешься? Данкман! Это кто? Небось самый главный циркач?

— Вроде бы. Только ты меня не понял, Вилька. Не в деньгах и не в славе дело. Просто они как тень в солнечный день: куда ты, туда и она Мне главное — добиться.

— Для чего?

— Фу-ты-ну-ты! Опять за свое. Я же цирковой артист, пойми это, Вилька. Ну и… Да каждому, у кого совесть и самолюбие есть, хочется работать лучше. Если все будут стараться, родине — польза.

— Большая родине польза от твоих стрекасатов.

— Большая, — Глеб и не подумал обидеться. — У одного стрекасат, у другого верхнее «до» получается, у третьего угля навалом… А сложить все вместе — польза.

— Шибко ты идейный, — фыркнул Вилька.

И вот Тут-то Глеб рассердился. Неизвестно, почему:

— Дурак! Думаешь, если золотой клык вставил, так уж… — Глеб осекся: он понял, что спорол глупость.

— Давай-давай, — в голосе Вильки что-то дрогнуло. — Валяй дальше. Говори… Вот, мол, какой я, Глеб, хороший человек. Трудовой элемент со стажем, орденоносец, анкеточка у меня — загляденье. Под судом и следствием не бывал, И друг мой, Юрочка, — пай-мальчик: в царской армии не служил, с беляками не знался, а главное, — заметьте это, пожалуйста, возьмите на карандашик, — не было у Юрочки никогда колебаний в проведении генеральной линии. И осенью Юрочка поступает в театральный. А если провалится… в университет пойдет… в рыбный институт, потому как в песне ясно указано: «Молодым… особенно если они чистенькие и с аттестатами… везде у нас дорога». Вот какие вы распрекрасные. А Вилька… Ясно — кто он! Карманник, вор. Пережиток прошлого в своем гнилом сознании… Паразит на теле общества. И ждет его кичман с надзирателем по имени Гражданин начальник!.. Эх, вы!.. Взять бы вас сейчас обоих за галстуки…

Вилька вдруг умолк. На душе у меня стало тоскливо-тоскливо, потому что я понял: Вилька сейчас плачет. Не навзрыд, а так — про себя, внутренне. И Глеб понял. Он словно язык проглотил. Умник! Брякнул чушь, а теперь выпутывайся. Да и как?

Помог Вилька. Он опять заговорил — хрипло, с трудом:

— Чистенькие… Я и сам был чистенький… Еще какой чистенький. Человек к ним — всей душой. Заботится… Как бы не запачкать. Домой к ним лишний раз не заглянешь. И сегодня… битых два часа сидел… ждал. Думаете, зачем я к вам пристыл?.. Тоже человек. От корешей сбежал — они на мокрое дело целились. Нарезал сюда. Притопал. Один, как волк… Вижу, однажды вечерком, — ангел идет, и часы у него на руке. Зачем, — думаю, — ангелу часы? Непорядок. Не по форме одет ангел. Сделал заявку, а ангел спрашивает: «Нож у тебя есть?» Удивился я, отвечаю: «Меняться хочешь? Давай. Так и быть, махну перо на часы». Тогда этот ангел — смехота одна! — и ляпнул: «Я не к тому, чтобы меняться. Коли есть у тебя нож, значит, ты трус. Не отдам часов. Не боюсь тебя. Понял?»


Еще от автора Олег Васильевич Сидельников
Нокаут

От Инклера, отсканировавшего эту книгу:Олег Сидельников «Нокаут» — советский ностальгический детектив. Всё по правилам: американский шпион, стиляга, усталый полковник, энергичный капитан. Прекрасные иллюстрации в духе времени (Художники Д.Синицкий и П.Леушин.). Ну и юмор, ведь книга посвящена Ильфу и Петрову, и Бендер там присутствует. Во сне, правда.


Приговор приведен в исполнение...

Роман-хроника «Приговор приведен в исполнение...» посвящен первым чекистам молодой Туркреспублики, их боевому содружеству с уголовным розыском в борьбе за становление и укрепление Советской власти в условиях бешеного натиска белогвардейской контрреволюции, феодально-буржуазной реакции, иностранных интервентов, происков империалистических разведок, а также разгула уголовной преступности, сомкнувшейся с контрреволюцией.


Чекисты рассказывают...

Чекисты Узбекистана… Люди разной судьбы, разных поколений, разных национальностей, самоотверженно, не жалея сил и жизни, вступали в схватку с врагами Родины. Об их замечательных делах рассказывает этот сборник.Рассчитан на широкий круг читателей.


Одиссея Хамида Сарымсакова

Документальное повествование известного писателя Олега Сидельникова воскрешает яркие страницы Великой Отечественной войны. По крупицам восстановлены этапы жизненного пути героя повествования — штурмана военно-морской авиация Хамида Газизовича Сарымсакова и его боевых товарищей — полярных летчиков, штурманов, солдат и офицеров. Необычная судьба Сарымсакова является предметом пристального и всестороннего исследования писателя. Книга посвящена 40-летию Победы советского народа в Великой Отечественной войне.


Рекомендуем почитать
Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Признание в ненависти и любви

Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.