— Извините, но в силу загруженности мы не просматривали Вашу… его жизнь в реальности после…после…ну Вы понимаете. Мы только знаем, что он опоздал. Как жили дальше? Справился ли с …э…э… ударом? Был ли счастлив?
— Вы знаете, что было написано на кольце царя Соломона? — в звенящей тишине спросил до невозможности знакомый голос.
— Конечно! — как-то даже разочарованно ответил властный. — «Всё проходит. Пройдёт и это».
— Верно. Только говорят, что была ещё одна надпись — на ребре кольца. И было там написано: «Ничего не проходит!»
Спасительный дурман понемногу оставлял Женю. Женя сопротивлялся, цеплялся из последних сил, он не хотел возвращаться в мир. Там его поджидала дикая злобная боль, выворачивающая всё тело и превращающая человека в животное. И там его ждала другая боль — она не трогала тело, но била не слабее первой. Женя заворочался, застонал, пытаясь попросить ещё один избавительный укол, и проснулся.
Евгений Борисович лежал в полной темноте, которую расцвечивали только приглушённые мониторы многочисленных медицинских приборов. На них можно было увидеть всё: давление, пульс, содержание холестерина, показания электрокардиограммы и много чего ещё, о чём обычно человек и не думает.
Евгений Борисович не смотрел на них. За долгое время он свыкся с мыслью, что однажды на всех этих мониторах побежит прямая линия. Он не верил заученно-радостным уверениям врачей. Они знал — они лгали во благо.
Сегодняшний сон уверил его, что момент близок, очень близок. Ну и фиг с ним! Сколько ждать можно? Зато, какие сны! Хорошо, что он заказал не про войну. Что война? Войны были и будут пока.…Нет, очень хорошо, что он опять всё это увидел. Он, правда и не забывал, но как прекрасно ощутить всё заново. А что не вышло? Что ж — значит так суждено. Хотя.… Вот запищат скоро все эти приборы, потянут прямые линии.…И если правы те, кто говорит, что это ещё не конец, что есть жизнь после смерти.… Если они правы, то он попробует ещё раз. И на этот раз ему уже ничего не помешает!
Хлопнула дверь, в палату проникли шум и медсестра Юля. Молоденькая девочка прошла к окну, потянула за шнур, и в палату хлынул яркий утренний свет. Такой свет бывает и во Владивостоке и в Иерусалиме и в Ванкувере и в многих-многих местах. Но только на планете Земля. Такой свет был когда-то и в Грозном.
— Доброе утро, Евгений Борисович! — сказала медсестра. — Пора принимать процедуры.
— Доброе утро, Юленька! — бодрящимся голосом ответил Евгений Борисович и вздрогнул.
Он, наконец, узнал этот такой знакомый голос из сна.
Ночь и тишина, данная на век,
Дождь, а может быть падает снег.
Всё равно, — бесконечно надеждой согрет,
Я вдали вижу город, которого нет….
Где легко найти страннику приют,
Где, наверняка, помнят и ждут.
День за днём то теряя, то путая след,
Я иду в этот город, которого нет….
Там для меня горит очаг,
Как вечный знак забытых истин.
Мне до него — последний шаг,
И этот шаг длиннее жизни…
[30]Май — Август, 2008. Волгоград