Попытка № 13 - [29]

Через несколько минут приятное тепло разлилось по телу, прогоняя всё лишнее. Впереди длинный зимний вечер и они могут занять его чем угодно. Свобода!

Свобода — свободой, а вот куда бы пойти, чтоб не было мучительно больно…

— Жека, — затягиваясь «Стюардессой», сказал Сашка, — а ты знаешь, что в школах сегодня вечера встреч выпускников?

Женя этого не знал. Он с интересом разглядывал на чистом снегу отпечатки от своих рифлёных подошв: выглядело красиво. Почему-то вспомнилась корова.

— Может, в третью двинем? Там ещё наши будут — как пить дать. И девочки там, говорят…, - Сашка облизнулся. Что касается девочек, его информации можно было доверять полностью.

— А пошли лучше к нам, — неожиданно предложил Женя, и ему показалось, что в голове его кто-то одобрительно крякнул.

Сашка даже обрадовался. В первой школе он ещё не был и жаждал восполнить пробел.

Сколько идти от площади Орджоникидзе, даже и по свежему снегу? Театр Лермонтова, переход, вопреки правилам по диагонали, и вы уже в сквере. Неработающий по случаю зимы фонтан, аллейка, где столько раз играли в футбол, слева — станция Юных Техников. На Комсомольской, как обычно, ни одной машины, только снег, снег, снег.

А в школе шумно, суетно, тепло и весело. Пахло Новым Годом и давно забытым детством. Правда, коридоры уже не казались такими широкими, двери высокими и только потолки по-прежнему скрывались где-то высоко-высоко. Почему-то стало грустно. Зря он сюда пришёл.

Пока Женя раздевался в тесной раздевалке, Сашка куда-то исчез. Нашёлся он уже в актовом зале в окружении трёх девушек. Девушки смеялись и смотрели на Сашку влюбленными взглядами. На секунду оторвавшись, Саня представил друга, девушки скользнули оценивающим взглядом, сказали: «Очень приятно», — и повернулись к Сашке.

Женя к этому уже привык. Начиналось всё как-то незаметно, потом всё больше и больше. Практически в любых компаниях он оставался один. При этом его поведение совершенно не имело значения. Он мог посидеть весь вечер в углу, мог приглашать танцевать всю женскую часть вечеринки. Результат всегда был один и тот же — когда приходила пора разбиваться на пары, Жене пары не находилось. Особо странно, что та же самая женская половина всегда признавала его одним из самых «интересных», как они выражались молодых людей. Фактически так оно и было, тем не менее.… Чувствовали они что-нибудь, что ли? Мистика! Впрочем, стоит заметить, что и Женя относился к такому положению вещей довольно спокойно. Обидно, конечно, и уверенности не прибавляет, но не более того…

Женя прошёл в открытую дверь зала, по ушам ударила музыка, по глазам — мигающие лампы. Надо же, цветомузыка! Он пробрался по стенке к широкому подоконнику, легко подпрыгнув, уселся, прислонившись спиной к холодному стеклу, и стал оглядывать зал. Зал был полон. Пожалуй, и во время выпускного здесь не было столько народу. Стояли кучками, о чём-то, разговаривая в этом шуме, переходили от одной компании к другой, танцевали. Женя спокойно и даже заинтересованно оглядывал зал по кругу, узнавал знакомые лица, приветственно кивал, поднимал руку.

В одной из кучек оживлённо переговаривались три или четыре, одетых ничем не примечательно девушек. Одна стояла спиной, да ещё в довольно густой тени. Женя и разглядеть ещё ничего не успел, но вдруг в зале стало страшно жарко. В панике прислонился спиной к замёрзшему стеклу — ледяные узоры мгновенно растаяли. В висках застучало, дышать стало тяжело.

Лена, продолжая разговаривать, повернулась вполоборота и Женя, чтоб не упасть, схватился двумя руками за подоконник.

Прошло почти два года. За это время Женя убедился, что на кольце царя Соломона была написана абсолютная правда: «Всё проходит». Давно уже не осталось никаких чувств, так — только размытые воспоминания о времени, когда он был выше облаков. Они даже встречались несколько раз — Лена действительно приезжала после каждой сессии. Ничего, кроме неловкости, эти встречи не принесли. Как ни пытался, Женя так и не смог увидеть в ней ту девочку, без которой он не мог прожить когда-то больше дня. Всё прошло. И даже слова «тороплюсь, спешу» уже не вызывали такой жгучий стыд, не заставляли смотреть на бабушкины таблетки. Всё проходит. Прошло и это.

И вот, оказывается, что ничего не прошло. Просто согласно каким-то вывертам подсознания спряталось где-то далеко-далеко внутри. Спряталось, дождалось момента неизвестного даже богу, и распрямилось как стальная пружина.

Удар был силён. Частично его помог смягчить портвейн, но всё равно …. Женя сидел на подоконнике, прислонившись спиной к приоткрытому окну и ему было жарко. Его трясло.

Два года…Улица Ленина, по которой ещё ходил трамвай. Дурацкий спор о том, кто и где в кого влюбится. Шоколадка на двоих, сто граммов колбасы в магазинчике на Пионерской. И последний поцелуй под колокольный звон. Их было двое.

А через день — начало конца, отдаление, отчуждение и, наконец, полный разрыв, спровоцированный им в ту последнюю их весну. Два года!

— Я же тебя предупреждал, что это ещё не конец истории, — давненько он не появлялся, то ли ангел-хранитель, то ли вещун. Почти два года.