Попугай Флобера - [70]

Шрифт
Интервал

— Однако вы должны помнить две вещи. Во-первых, Флобер — художник. Он писатель с воображением. Он мог изменить что-то для гармонии красок. Это на него похоже. Если он вг.ял напрокат попугая, почему он должен описывать его таким, каким он был на самом деле? Почему бы не изменить цвета, если так будет лучше?

Во-вторых, Флобер вернул попугая в музей, как только закончил повесть. Это было в 1876 году. А павильон в Круассе был создан тридцать лет спустя. В чучелах животных заводится моль, вы это знаете. Чучела от времени разрушаются. Как, например, случилось с попугаем Фелиситэ, не так ли? Внутренности из него высыпались.

— Да.

— К тому же цвет их оперения со временем меняется. Правда, я не специалист по изготовлению чучел.

— Вы хотите сказать, что любой из них может оказаться настоящим? Или, возможно, ни один из них?

Он медленно, примиряюще развел руками, лежавшими на столе. У меня остался последний вопрос.

— Все эти попугаи до сих пор остаются в музее? Все пятьдесят штук?

— Этого я не знаю, но не думаю. Следует помнить, что в двадцатых и тридцатых годах, когда я был молодым, была мода на чучела животных — зверей и птиц. Ими украшали гостиные. Считалось, что это красиво. Поэтому музеи охотно продавали из своих коллекций то, что им было ненужно. Зачем Музей естественной истории оставил у себя чучела пятидесяти попугаев с Амазонки? Им суждено было сгнить. Я не знаю, сколько их сейчас осталось в музее. Думаю, что от большинства их они уже избавились.

Мы пожали друг другу руки. На пороге мсье Андриё приподнял шляпу, подставив на мгновение свою чувствительную голову лучам августовского солнца. Я был одновременно удовлетворен и разочарован. Это был ответ, и вместе с тем это не было ответом, это был конец, и вместе с тем концом это не было. Подобно сердцу Фелиситэ, которое билось все тише и незаметнее, тихо заканчивалась вся эта история, «как иссякающий фонтан, как замирающее эхо». Что ж, возможно, так и должно быть.

Пришло время прощаться. Как добросовестный врач, я осмотрел все три памятника Флоберу. В каком же они были состоянии? В Трувиле усы Флобера по-прежнему нуждались в ремонте, хотя заплата на бедре уже не так бросалась в глаза. В Барентене на левой ноге появилась трещина, внизу на сюртуке была дыра, на верхней части статуи видны следы мха; глядя на зеленоватые пятна на груди, я, чуть прикрыв глаза, попытался представить себе писателя карфагенским переводчиком с татуировкой попугая на груди. В Руане, на площади Де Карм, памятник был в порядке, благодаря сплаву девяностотрехпроцентной меди с семью процентами олова. Но памятник по-прежнему продолжал окисляться. Казалось, что каждый год он ронял одну-две слезы, о чем говорили следы медной окиси на шее. В этом не было ничего необычного: Флобер легко и охотно плакал. Следы медных слез оставили узоры на его жилетке и тонкие полоски на брюках; от этого брюки приобрели парадный вид. В этом тоже не было ничего странного, ибо напоминало о том, что Флобер любил светскую жизнь не менее своего отшельничества в Круассе.

Пройдя несколько сотен ярдов к северу, я оказался в Музее естественной истории и смог побывать на верхних его этажах. Они явились для меня сюрпризом: я был уверен, что коллекции хранятся в подвалах, в запасниках. В нынешние времена в подвалах устраиваются комнаты отдыха, кафетерий, на стенах — различные диаграммы, карты и видеоигры, чтобы персоналу облегчить процесс обучения. Почему все так любят превращать обучение в игру? Все как для детей, даже если обучаются взрослые. Особенно взрослые.

Это была небольшая комната, возможно, восемь футов на десять, на правой стене — окна, вдоль левой — ряды стеллажей. Несмотря на лампочки на потолке, комната казалась темной — нечто подобное склепу на верхнем этаже. Хотя это не был склеп; ибо кое-кто из этих существ может снова увидеть дневной свет, если надо заменить изъеденных молью или вышедших из моды своих коллег. Итак, это была комната двойного назначения — наполовину морг и наполовину чистилище. Здесь устоялся свой особый запах: нечто среднее между запахом хирургического кабинета и скобяной лавки.

Войдя, я увидел вокруг себя только птиц; они заполнили все стеллажи, белые, обильно осыпанные дустом. Меня провели в третий ряд полок. Осторожно передвигаясь между ними, я, случайно повернув голову, неожиданно увидел сидящих в ряд амазонских попугаев. От пятидесяти чучел осталось всего три. Яркость их оперений приглушал слой пестицида. Они насмешливо смотрели на меня, как три старых, но остроглазых, обсыпанных перхотью, оскорбленных джентльмена. Они действительно — честно признаюсь в этом — были похожи на слегка свихнувшихся стариков. Я смотрел на них еще с минуту, а то и более, а затем, тихонько пятясь, покинул комнату.

Возможно, кто-то из них и был тем самым попугаем, которого я искал.


ПРИМЕЧАНИЯ


Еще от автора Джулиан Патрик Барнс
Нечего бояться

Лауреат Букеровской премии Джулиан Барнс – один из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии, автор таких международных бестселлеров, как «Англия, Англия», «Попугай Флобера», «История мира в 10/2 главах», «Любовь и так далее», «Метроленд», и многих других. Возможно, основной его талант – умение легко и естественно играть в своих произведениях стилями и направлениями. Тонкая стилизация и едкая ирония, утонченный лиризм и доходящий до цинизма сарказм, агрессивная жесткость и веселое озорство – Барнсу подвластно все это и многое другое.


Шум времени

«Не просто роман о музыке, но музыкальный роман. История изложена в трех частях, сливающихся, как трезвучие» (The Times).Впервые на русском – новейшее сочинение прославленного Джулиана Барнса, лауреата Букеровской премии, одного из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии, автора таких международных бестселлеров, как «Англия, Англия», «Попугай Флобера», «Любовь и так далее», «Предчувствие конца» и многих других. На этот раз «однозначно самый изящный стилист и самый непредсказуемый мастер всех мыслимых литературных форм» обращается к жизни Дмитрия Шостаковича, причем в юбилейный год: в сентябре 2016-го весь мир будет отмечать 110 лет со дня рождения великого русского композитора.


Одна история

Впервые на русском – новейший (опубликован в Британии в феврале 2018 года) роман прославленного Джулиана Барнса, лауреата Букеровской премии, командора Французско го ордена искусств и литературы, одного из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии. «Одна история» – это «проницательный, ювелирными касаниями исполненный анализ того, что происходит в голове и в душе у влюбленного человека» (The Times); это «более глубокое и эффективное исследование темы, уже затронутой Барнсом в „Предчувствии конца“ – романе, за который он наконец получил Букеровскую премию» (The Observer). «У большинства из нас есть наготове только одна история, – пишет Барнс. – Событий происходит бесчисленное множество, о них можно сложить сколько угодно историй.


Предчувствие конца

Впервые на русском — новейший роман, пожалуй, самого яркого и оригинального прозаика современной Британии. Роман, получивший в 2011 году Букеровскую премию — одну из наиболее престижных литературных наград в мире.В класс элитной школы, где учатся Тони Уэбстер и его друзья Колин и Алекс, приходит новенький — Адриан Финн. Неразлучная троица быстро становится четверкой, но Адриан держится наособицу: «Мы вечно прикалывались и очень редко говорили всерьез. А наш новый одноклассник вечно говорил всерьез и очень редко прикалывался».


Как все было

Казалось бы, что может быть банальнее любовного треугольника? Неужели можно придумать новые ходы, чтобы рассказать об этом? Да, можно, если за дело берется Джулиан Барнс.Оливер, Стюарт и Джил рассказывают произошедшую с ними историю так, как каждый из них ее видел. И у читателя создается стойкое ощущение, что эту историю рассказывают лично ему и он столь давно и близко знаком с персонажами, что они готовы раскрыть перед ним душу и быть предельно откровенными.Каждый из троих уверен, что знает, как все было.


Элизабет Финч

Впервые на русском – новейший роман современного английского классика, «самого изящного стилиста и самого непредсказуемого мастера всех мыслимых литературных форм» (The Scotsman). «„Элизабет Финч“ – куда больше, чем просто роман, – пишет Catholic Herald. – Это еще и философский трактат обо всем на свете».Итак, познакомьтесь с Элизабет Финч. Прослушайте ее курс «Культура и цивилизация». Она изменит ваш взгляд на мир. Для своих студентов-вечерников она служит источником вдохновения, нарушителем спокойствия, «советодательной молнией».


Рекомендуем почитать
Пёсья матерь

Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.


Открытый город

Роман «Открытый город» (2011) стал громким дебютом Теджу Коула, американского писателя нигерийского происхождения. Книга во многом парадоксальна: герой, молодой психиатр, не анализирует свои душевные состояния, его откровенные рассказы о прошлом обрывочны, четкого зачина нет, а финалов – целых три, и все – открытые. При этом в книге отражены актуальные для героя и XXI века в целом общественно- политические проблемы: иммиграция, мультикультурализм, исторические психологические травмы. Книга содержит нецензурную брань. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Год Иова

Джозеф Хансен (1923–2004) — крупнейший американский писатель, автор более 40 книг, долгие годы преподававший художественную литературу в Лос-анджелесском университете. В США и Великобритании известность ему принесла серия популярных детективных романов, главный герой которых — частный детектив Дэйв Брандсеттер. Роман «Год Иова», согласно отзывам большинства критиков, является лучшим произведением Хансена. «Год Иова» — 12 месяцев на рубеже 1980-х годов. Быт голливудского актера-гея Оливера Джуита. Ему за 50, у него очаровательный молодой любовник Билл, который, кажется, больше любит образ, созданный Оливером на экране, чем его самого.


Мы вдвоем

Пристально вглядываясь в себя, в прошлое и настоящее своей семьи, Йонатан Лехави пытается понять причину выпавших на его долю тяжелых испытаний. Подающий надежды в ешиве, он, боясь груза ответственности, бросает обучение и стремится к тихой семейной жизни, хочет стать незаметным. Однако события развиваются помимо его воли, и раз за разом Йонатан оказывается перед новым выбором, пока жизнь, по сути, не возвращает его туда, откуда он когда-то ушел. «Необходимо быть в движении и всегда спрашивать себя, чего ищет душа, чего хочет время, чего хочет Всевышний», — сказал в одном из интервью Эльханан Нир.


Пробуждение

Михаил Ганичев — имя новое в нашей литературе. Его судьба, отразившаяся в повести «Пробуждение», тесно связана с Череповецким металлургическим комбинатом, где он до сих пор работает начальником цеха. Боль за родную русскую землю, за нелегкую жизнь земляков — таков главный лейтмотив произведений писателя с Вологодчины.


Дневники памяти

В сборник вошли рассказы разных лет и жанров. Одни проросли из воспоминаний и дневниковых записей. Другие — проявленные негативы под названием «Жизнь других». Третьи пришли из ниоткуда, прилетели и плюхнулись на листы, как вернувшиеся домой перелетные птицы. Часть рассказов — горькие таблетки, лучше, принимать по одной. Рассказы сборника, как страницы фотоальбома поведают о детстве, взрослении и дружбе, путешествиях и море, испытаниях и потерях. О вере, надежде и о любви во всех ее проявлениях.