Попса - [53]

После обеда в ресторане осоловевших гостей опять повели к старикам. По программе предстояло посетить комнаты, поговорить с жильцами. Интересно, как их отбирали? Сперва пошли на третий этаж, к Ольге Романовне Лилеевой. «С утра вас жду, в окошко все поглядываю - не пропустить бы. Посмотрите, какая у меня чудесная комната, квадратная, солнечная. Коллектив нашего дома дружный, сплоченный…» Чувствую, старушка проинструктирована. «Ольга Романовна, что это у вас за фотография на секретере?» «Вот этот молодой - мой дедушка, а рядом его отец и дядя. Все трое были священниками, видите - все в рясах». «Какая у дедушки судьба?» - «Ох, не спрашивайте. Храм в тридцать четвертом закрыли, дедушку лишили всех прав состояния. А мамочка моя любимая мечтала поступить в институт, но ее, как дочь священнослужителя, туда не брали. Дедушка ей сказал: „Доченька, отрекись от меня, уезжай с Богом“. И мамочка отреклась, уехала в Ленинград, поступила в институт. На химика училась. Один только раз приехала в Вятку, но даже близко к дому отца побоялась подойти. Я ее не осуждаю. Молодая была, ей жить хотелось». - «Ольга Романовна, а что с дедушкой стало?» «Его незаконно репрессировали, он ни в чем не был виноват, у меня все документы есть. Да что же мы болтаем-то? Чай остыл. Тортик, тортик кушайте!»

Следующий жилец был ветеран войны, Иван Николаевич. Он сидел на кровати, чаем не угощал, но рад был поговорить с иностранцами. «Иван Николаевич, расскажите, как вы воевали и где». - «А? Говорите громче, плохо слышу, контуженный. Победу встретил в Австрии, да». - «Расскажите, что было самое тяжелое на войне?» - «Вы переведите: я - человек-легенда. Понимаете? Легенда я». Больше про войну Иван Николаевич ничего вспомнить не мог. Зато мы узнали, что ветеран вышивает гладью. «В пятьдесят первом году, когда у нас была борьба за мир, я вышил гладью голубя. На выставку возили. Так и пошло, обо мне в многотиражке писали. Еще в прошлом году вышивал - глухаря, с фотографии. А сейчас не могу, глаза не видят. Скажите зарубежным гостям, что пенсия у меня двойная, ветеранская. Богатый жених!»

Следующий визит был к лежачей, бабе Вале. При ней постоянно находилась медсестра, дежурила «сутки через двое». Пока мы разговаривали с бабой Валей, медсестра мыла в кухне пол. Потом позвала нас в кухню. «Вы не глядите, что баба Валя лежачая. Придуривается. Ленивая очень. Как лето, так она - прыг и в садоводство ускакала. У нее там десять кустов черной смородины. За лето тридцать литров варенья закручивает! Всю зиму нас за сахаром гоняет, запасы делает. И еще требует круглосуточной помощи. Артистка. А сделаешь ей замечание, так в горздрав жалобу напишет. Намучились мы с ней». Этот монолог я переводить не стала. Ни к чему.

По дороге в гостиницу датчанки делились впечатлениями: они были в восторге и от трогательных стариков, и от подарков, которыми их задарило начальство. Обсуждали, кого пригласить с ответным визитом в Данию. «Пригласите тех, кто ежедневно ухаживает за инвалидами. Ведь они никогда не были за границей и не будут, если вы не пригласите. Только ничего у вас не выйдет, вот увидите. Поедет начальство. Поспорим?» Подавленные датчанки затихли и погрустнели.

На следующий день в плане пребывания значилось «ознакомление с реабилитацией постинсультных жильцов». В большой комнате за столами сидело двадцать постинсультных. Во главе каждого стола - медицинский работник. Сегодня по программе предстояло играть в лото. «Как вы себя чувствуете?» Бабушка с первого стола заголосила: «Полюбила одного, старого, седого. Положила на кровать - лучше молодого!» Медицинские работники заулыбались: «Это Дуся наша, юмористка. Такая охальница… Ничего, она больным настроение поднимает. Дуся, потише, у нас иностранные гости!» Перед стариками лежали карточки с номерами. Услышав свой номер, надо было закрыть бочонком нужную клеточку. Кто первый закроет все клеточки, тому - приз. Постинсультные плохо понимали правила игры, поэтому женщины в белых халатах сами расставляли бочонки на карточках. Датчанки принесли призы: выигравшие получали мини-шоколадку китти-кэт. Старики оживились, всем хотелось шоколадку. «После ужина съем». - «А я внучке подарю, когда придет». Петру Михайловичу, ветерану-подводнику, приза не хватило. Закончились. Видя, как он расстроился, я пообещала: «Завтра вручим приз, Петр Михайлович. Завтра наши гости заедут сюда по дороге в аэропорт». Датчанки закивали: «Завтра, да!»

На следующий день, в полвосьмого утра мы подъехали к Социальному дому, чтобы попрощаться с директоршей и получить новые подарки: шампанское, расписные платки, янтарные бусы. Шел снег. Фары нашего автобуса осветили одинокую фигуру на крыльце. Ветеран-подводник дежурил у входа, боялся нас упустить. Ведь ему вчера был обещан приз. Он его заслужил.

Евгения Долгинова Мое мармеладное

Ребенок и масскульт

I.

Несколько лет назад мы с писателем Харитоновым М. ехали в машине, водитель включил радио.

«Ты прости меня, малыш, ду-ду-ру-ру. Если любишь, то простишь - ду-ду-ру-ру». Мы как-то одновременно замерли. «Скажите, кто эта прекрасная женщина, как ее имя?» - спросила я у водилы. «Русское радио, кажись», - ответил он. «Гениально, - сказал Харитонов М. - Сделайте, пожалуйста, погромче! Слушай, я в восхищении. Это… это же… это какие-то подрейтузные формы жизни!»