Попаданец - [6]

Что ей было делать теперь? Как поступить?

Рабы иногда осмеливались бежать на Север, переплыв через реку Огайо, служившую границей между северными и южными штатами. Но как Доротее было перебраться через неё с ребёнком на руках? И до Огайо было слишком, слишком далеко. По её следу торговцы непременно пустили бы собак, и она всё равно не сумела бы скрыться от них. И Дэвид — Дэвид мог при этом погибнуть!

Она лихорадочно прижалась губами ко лбу своего мальчика и тихо запела, положившись на волю Иисусову, как полагалась всегда, сколько себя помнила.

Lord don't move the mountain,

But give me strength to climb it

Please don't move that stumbling block,

But lead me Lord around it

When my folk would slay me,

And these things they will try to do

Lord, don't touch him but within his heart,

Make him give his Heart to you.

Lord don't move the mountain,

But give me strength to climb it

Please don't move that stumbling block,

But lead me Lord around it

Oooh, oooh, oooh…

* * *

Наутро Доротею продали отдельно от сына.

Плантация

Сквозь дурманную муть Кей слышал скрип колёс и отчётливо понимал, что дурдом не закончился, а продолжается. Его голова бессильно перекатывалась по выщербленным доскам, прикрытым тряпьём. Чьи-то руки заботливо приподнимали её, в запёкшиеся губы тыкался мокрый холодный край баклажки, вода выплёскивалась на шею и грудь. Кей жадно глотал воду и проваливался в забытье… чтобы, очнувшись, снова обнаружить под собою щелястые доски, а над собою — пронзительно-голубой купол неба.

Время от времени над ним возникала чумазая озабоченная физиономия давешнего заморыша, как-его-бишь-там, Ая-Зайца, и тут же пропадала, когда Кея опять накрывало беспамятством — чёрным, глухим и тошнотным.

Но и в этом беспамятстве он цеплялся памятью за одну лишь фразу, произнесённую мягким женским голосом: «Одна тысяча восемьсот пятьдесят седьмой». Он знал, что эта фраза знаменует собой что-то очень важное… что-то такое, что он забыл, но непременно должен вспомнить… что?

Когда Кей прочухался в очередной раз, никакие доски под ним не шатались и не скрипели. Под ним была твёрдая земля, а над головой распростёрлось не голубое, а черно-звёздное небо. Громко и пронзительно трещали цикады, рядом ещё что-то потрескивало, согревая ему голый бок — костёр, догадался Кей. А его голова покоилась на чьих-то упругих коленях, которые точно не были костлявыми коленками Зайца.

Кей озадаченно похлопал глазами, попытался протереть их кулаком и обнаружил, что запястья его по-прежнему скованы злоебучей цепью. Яростно замычав, он всё-таки протёр зудящие зенки и сделал ещё одно открытие: над ним светилась смуглявая мордашка хорошенькой девчонки, печально ему улыбнувшейся. Значит, его разнесчастная башка лежала как раз на её коленях.

— Ты ещё кто? — удивлённо выдохнул Кей и всмотрелся в неё получше, со смутным узнаванием.

Девчонка разлепила пухлые губы и тихо ответила:

— Доротея.

Её чёрные кудри, вьющиеся надо лбом, были неровно острижены.

— А меня Кеем зови, — пробормотал он и с безотчётным удовольствием потёрся затылком об её распрекрасные коленки. А потом уже сознательно опустил ладонь на её бедро, обтянутое грубой дерюжкой. И затаил дыхание, ожидая, не возмутится ли девчонка, не спихнёт ли его.

Не спихнула. Но глазищи её, выразительные, словно у Бемби, вдруг наполнились слезами, и на лоб Кею упала капля, как во время дождя. Он досадливо поморщился и отдёрнул руку.

— Не реви, — сердито проворчал он и попытался сесть, скатившись с её коленок и опёршись на землю локтем. — Обидеть не хотел. Баб давно не щупал, вот и всё.

Девчонка порывисто поднялась, утирая глаза, и отошла от него и от костра — куда-то в темноту. На ней был надет какой-то длиннющий светлый балахон, больше напоминавший мешок. Кей с некоторым смущением проводил её взглядом. Вот чёрт, недотрога! Доротея… Он всё ещё не мог припомнить, где её видел.

— У неё дитё продали, — сказал кто-то рядом с Кеем, и тот, даже не поворачивая головы, понял, кто это. Заяц, кто же ещё, всю дорогу с ним возюкавшийся, как нянька. Его тощие плечи, торчащие ключицы, курчавая башка и глаза-плошки. На сей раз он был хотя бы в домотканых штанах, таких же, что откуда-то взялись на Кее.

— Сучары вонючие, — буркнул Кей, вспомнив наконец, где раньше видел Доротею. Это она распевала в сарае над своим спиногрызом, укачивая его, когда Кей только попал в это паскудное место — в сраный штат Алабама, будь он проклят.

— Она молодая, ещё нарожает, — проворчал он себе под нос и скривился, как от боли. — Могу ей в этом подсобить, если понадобится, она ничего так, ладненькая.

Вымолвив это, он почувствовал угрызения совести. Девчонка-то была сама не своя. Небось она и орала как резаная там, на аукционе, когда в сарай, где Кей сидел на цепи, вошла белобрысая расфуфыренная цаца, мисс Лора.

— Пропади всё пропадом, — с горечью пробормотал Кей и глубоко вздохнул, прислушиваясь к себе. Его мышцы ещё тянуло и выворачивало изнутри, как на дыбе, привкус желчи горел на языке, руки-ноги мелко тряслись, но, в общем и целом, он понял, что переломался, аллилуйя.

«Ты просто ещё не так крепко увяз в этой дури, мальчик, — прозвучал у него в ушах назидательный бабкин голос, — вот тебе и повезло».