Поп-звёздные войны (Поцелуй змеи) - [27]

Когда подошли к автостоянке, то увидели, что из ворот как раз выезжает красная "Тойота", а в ней Марина и еще какой-то незнакомый Татьяне мужчина рядом с ней. Было видно, что жена Бальгана растерялась, заметив их, но, выехав, остановилась возле них, вышла из машины. Они с Таней поцеловались, Марина сказала, что ей срочно нужно съездить по делам, так что она даже не успела позвонить и предупредить, что автомобиль заберет. Татьяна ответила, что, мол, ничего страшного, поедем на такси, но Марина помотала головой и сказала, что довезет их куда нужно. Татьяна прохладно заметила, что жена Бальгана не одна в машине. Маринка помолчала, а потом взяла под руку Татьяну и ее отца и прояснила странную ситуацию:

– Это брат мой двоюродный из Тулы – Кирилл, маминой младшей сестры сын. Я когда давеча приехала в Тулу, мама ко мне с разговором, мол, у тебя все хорошо, ты богатая, связи есть в Москве, помоги родне. Я не пойму к чему она клонит, какой родне помочь? А она говорит – тут, мол, тети твоей сын Кирилл приехал, служил прапорщиком на складе в какой-то летной части, да часть расформировали два года назад, всех выгнали на улицу. Поселок, где он жил, вымер подчистую, оставшиеся в живых его жители спились. Кирилл тоже от них не отставал – все вещи из дома вынес и пропил. Жена его бросила, развелась и уехала к своей матери с детьми, а он к своей матери приехал в Тулу. Приехать приехал, а работы найти не может – все-таки за сорок лет мужику, специальности никакой, кроме каптерщика не приобрел. Мать и попросила меня – возьми Кирилла в Москву, пристрой его хоть куда, чтобы хоть какие-то деньги получал. А он делать ничего не умеет и не хочет. Я ему на первых порах комнату в общежитии сняла, сейчас вот попробую куда пристроить хоть грузчиком, а там видно будет. Только вы Бальгану, пожалуйста, не говорите ничего, не любит он когда я благотворительностью занимаюсь. Особенно если дело моей родни касается. Бальгану кажется, что он итак всю мою родню кормит и всех их осчастливливает.

Татьяна и Краб пообещали Марине молчать о приезде брата и залезли в машину. Кирилл оказался типом хмурым и неразговорчивым. Когда Марина представила ему Татьяну и ее отца, что-то буркнул и даже головы не повернул. Да и не больно-то и им надо было с отставным прапорщиком дружиться, поэтому они тоже к нему с объятиями не полезли. Марина завела мотор, поехала.

Через минут пятнадцать они с братом вылезли у какого-то супермаркета, в котором у Марины была в знакомых хозяйка и договоренность пристроить кузена на работу, оставив Тане с отцом "Тойоту" в полное распоряжение. Татьяна села за руль, отец пересел на сидение рядом с ней и они поехали в центр. Краб долго молчал, слушая радио, звучащее в машине, а потом предположил вслух, что этот Кирилл, может быть, никакой и не брат Марине, а банальный любовник. Татьяна была возмущена.

– Нет, ну, ты его видел? – в ответ на предположение отца воскликнула она. – Он же урод, у него на морде написано, что он дебил и алкоголик!

– Он мордой-то к нам и не поворачивался, – парировал Краб.

– Я его через лобовое стекло еще на автостоянке разглядела, – ответила Татьяна, – он урод! Скажешь, тоже глупость и рад! Что я Маринку не знаю что ли – она на своего Бальгана молится и его только любит! Да и если бы она даже себе и любовника завела, то что она бы себе получше мужика не нашла что ли? Нет, никакой это не любовник, я Марине верю. Хотя черт его знает, я теперь уже никому не верю. Хотя, а завела бы себе любовника Маринка, так и лучше бы было! А то что – одному Бальгану что ли жене рога наставлять позволено? Пусть и она ему наставляет! Марина еще женщина хоть куда – стройная, красивая! Выгнала бы Бальгана к этой дуре длинноногой, которой от него и надо только чтобы он ее "звездой" сделал, а сама Маринка нашла бы себе хорошего мужика и жила бы с ним.

– Может быть, уже нашла? – спросил отец.

– Не знаю, – ответила Татьяна и повернула к бутику.

Они остановились на стоянке, вышли из машины и в это время мобильный телефон, висящий на ее бедре зазвонил. Татьяна взяла трубку, поднесла к уху. Вероятно, она не сразу поняла что ей говорят, переспросила:

– Кто? Коваленко?

Краб резко повернул голову в сторону дочери – ее глаза были полны ужаса.

Глава 6

Композитор Коваленко пробирался поздно вечером по пустынным улочкам подмосковного дачного поселка, о котором позабыли на всю зиму хозяева как ветхих деревянных домиков, так и трехэтажных кирпичных новостроек, спрятанных за высоким забором. Коваленко дрожал от холода и страха – каждая тень казалась ему милиционером, каждый куст – милицейской собакой.

Он был голоден, его знобило и сильный кашель щекотал легкие, но Коваленко сдерживал его, опасаясь быть услышанным и только глухо гукал, как филин, когда это щекотание становилось невозможно сдерживать. Сыпал мягкий снег, закрывая видимость своей пеленой, где-то невдалеке играла музыка, люди готовились к Новому году, на одном из домов яркой гирляндой сверкали лампочки, но ничего не радовало крадущегося в темноте Коваленко – он боялся каждой клеткой своего тела.

У него не было поблизости ни одного человека, к которому он мог бы придти и хотя бы отогреться, хотя бы выпить чашку пусть не сладкого, но горячего чая. Москва была жестока к нему. Когда-то он лютой ненавистью ненавидел свою малую родину Няндому, эту заросшую тухлой плесенью провинцию, в которой никому ничего не было нужно, а жизнь текла как пролитый кефир. Коваленко, как мог, старался уехать оттуда, потому что там никому были не нужны его песни и никто не воспринимал его как гения, а он сам себя таковым считал.