Золото оказывается в итоге «полномочным представителем» Абстракта, «Абстрактного Объекта». Оно представляет его именно через свою особенную конкретно-природную телесность, а представленный в нем «Абстракт» («абстрактно всеобщее») сливается, отождествляется с одним чувственно-воспринимаемым «конкретным» образом. Золото делается «зеркалом», отражающим каждому другому товару его стоимость, его «суть». Суть же заключается в том, что товар — тоже всего-навсего частный случай Абстрактного Труда, созидающего частичный (абстрактный) продукт. Поэтому «золото есть материальное бытие абстрактного богатства»[7].
И что самое главное — такое «сведение» любого «конкретного» вида труда и его продукта к «абстрактному труду» совершилось вовсе не в теоретизирующей голове, а в реальности экономического процесса:
«Это сведение представляется абстракцией, однако, это такая абстракция, которая в общественном процессе производства происходит ежедневно», — и потому «есть не большая, но в то же время и не менее реальная абстракция, чем превращение всех органических тел в воздух»[8].
Приравнивание любого «конкретного» продукта к золоту, этому «абстрактному образу», «материализованной абстракции», и выдает тайну, скрытую от эмпирика, демонстрирует ту истину, что каждый «конкретный» вид труда давно превращен по существу в Абстрактный [75] труд, и что «суть» его заключается вовсе не в том, что он производит холст, сюртук или книги, а в том, что он производит Стоимость, этот Абстракт.
«Конкретность» труда и его продукта стала здесь лишь маской, которую сей Абстракт надевает для того, чтобы отплясывать свои мистические танцы в карнавале рыночных отношений, стала псевдоконкретностью, видимостью, чувственно-воспринимаемым нарядом Абстрактного…
Абстрактность же каждого отдельного вида труда и его продукта заключается именно в том, что этот труд производит крайне частичный, «неполный» и односторонний продукт, не имеющий никакого самостоятельного значения вне всесторонней зависимости от всех других продуктов, фрагмент полноценного («конкретного») продукта.
В этом смысле каждый отдельный труд и производит Абстрактное, и, как таковой, он и сам Абстрактен, в самом точном, прямом и строгом смысле этого логического понятия.
«Конкретное» же (конкретный продукт) производит только многообразно расчлененный совокупный труд людей, только полная совокупность бесчисленного множества отдельных абстрактных работ, увязанных вокруг общего дела стихийными силами рыночных отношений.
Загадка Стоимости, неразрешимая для эмпирика с его логикой, решается, таким образом, просто и без вся кой мистики.
Каждый отдельный вид труда вовсе не является, при марксовском понимании, «чувственно-конкретным воплощением Абстракта», этого вне его витающего призрака. Дело в том, что он сам, несмотря на всю его чувственно-телесную «конкретность», несамостоятелен, стандартно-схематичен, обезличенно-прост, то есть сведен (редуцирован) к несложному повторяющемуся механически-заученному движению, и потому не требует ни ума, ни развитой индивидуальности, а лишь рабского следования абстрактному стандарту, штампу, схеме. И эта его собственная абстрактность отражается а «золотом зеркале». В золоте любой труд и находит зримый образ своей собственной «сути», потому что золото — это точно такой же частичный, фрагментарный [76] продукт, не имеющий сам по себе абсолютно никакого значения и обретающий значение «всеобщего образа богатства» только через свое отношение к бесчисленным телам товарного мира. Продукт труда, присваивающего природу крайне односторонне, то есть извлекающего из ее недр один-единственный химический элемент и абстрагирующий от всего остального…
«Абстрактный предмет» (золото в его роли всеобщего эквивалента является лучшим примером такого предмета) — это отдельный, крайне бедный, крайне ущербный, крайне убогий по сравнению с остальным богатством предметного мира, узкоопределенный и «очищенный» от всего остального реальный предмет. А вовсе не особый, «умопостигаемый», в противоположность воспринимаемому, идеально-бестелесный, невидимый и неосязаемый «логический конструкт», «модельный объект» и тому подобная чепуха, выдуманная эмпириками, зашедшими в тупик со своим пониманием «абстрактного и конкретного», всеобщего и особенного, частичного и целостного.
Конкретный же предмет — это многообразно расчлененный внутри себя, богатый определениями, исторически-оформившийся «целостный объект», подобный не отдельному изолированному «телу», а живому организму, социально-экономической формации исходным с ним образованиям. [77]