Понятие “абстрактного” (“идеального”) объекта - [3]

Все выворачивается, таким образом, наизнанку, переворачивается с ног на голову, получает превратный вид. А на самом деле то, что называется по старинке «конкретным трудом», давным-давно перестало быть «конкретным». Труд сам по себе, вовсе не в абстрагирующей фантазии, превратился в крайне абстрактный труд, стал частичным, односторонним и механически простым. Он перестал быть живой деятельностью личности — данной неповторимой конкретной личности — и стал простым заученным движением по схеме, набором совершенно стандартных, безлично-абстрактных операций. Здесь происходит следующее: попадая в сложившуюся систему отношений, характерных для грандиозной машины капиталистического способа производства, «конкретный индивид» начинает функционировать в ней именно в той роли, которую она ему определила, в роли «винтика», в роли стандартно-абстрактной детали. Его деятельность становится в [67] буквальном смысле абстрактной, т. е. частичной, односторонней, ущербно-однобокой и схематичной.

Именно потому, что его деятельность, как и деятельность каждого его соседа, сделалась реально-абстрактной, она и оказалась накрепко привязанной к другой столь же абстрактной деятельности. Захваченный в сети «вещной зависимости», этот абстрактный индивид неизбежно попадает и в сети иллюзий относительно своего собственного бытия.

«Эти вещные отношения зависимости в противоположность личным и выступают так (вещное отношение зависимости — это не что иное, как общественные отношения, самостоятельно противостоящие по видимости независимым индивидам, то есть их производственные взаимоотношения, ставшие самостоятельными по отношению к ним самим), что над индивидами теперь господствуют абстракции, в то время как прежде они зависели друг от друга»[6].

Индивиды, связанные по рукам и ногам сетями «вещных зависимостей», то есть силами той самой подлинной конкретности своих взаимных отношений, которую они не видят, не понимают, не сознают, продолжают мнить себя «конкретными индивидами», хотя захвативший их в свое течение процесс давным-давно превратил каждого из них в крайне абстрактного индивида, в исполнителя частных и частичных односторонне-стандартных операций: в ткача, портного, в пекаря, токаря или изготовителя «абстрактных полотен».

Все остальные «конкретные» качества индивида, кроме чисто профессиональных, с точки зрения процесса в целом становятся чем-то совершенно несущественным и безразличным, ненужным, — и потому атрофируются в том, кто их ранее имел, и не воспроизводятся в том, кто их еще не обрел. (С этим и связан тот самый знаменитый феномен «отчуждения», который приводит к «обезличиванию индивида», к утрате личностного отношения индивида как к другому индивиду, так и к миру вообще, к превращению его в полностью стандартизованную фигуру, в схему, в абстрактный образ).

И если мнимо-конкретному, а на самом деле [68] «сведенному» (редуцированному) к абстрактно-одностороннему и схематичному образу-индивиду кажется, что над ним и над его судьбой обрели власть некие безличные Абстракты, Абстрактные Объекты, Абстрактные Модели, Абстрактные Стереотипы, которые и управляют им как рабом, как марионеткой, то на самом деле, и это показал Маркс, его привязывает к другим индивидам собственная абстрактность, односторонний схематизм его собственной жизнедеятельности, требующий себе дополнения в столь же абстрактном схематизме деятельности другого индивида.

Как болт не имеет смысла без гайки, без отвертки, без гаечного ключа и отверстия, в которое его ввинчивают, так и токарь без пекаря, пекарь — без литейщика, литейщик — без токаря и т. д. и т. п.

Конкретно-всеобщая зависимость, увязывающая этих индивидов в единое целое, осуществляется как зависимость восполнения одного абстрактного индивида другим, столь же абстрактным (но по-другому) индивидом, всеми другими, по-своему абстрактными существами. И только полная совокупность «абстрактных» индивидов составляет единственно-реальную здесь «конкретность» человеческого существования, «сущность человека».

Эта не подлинная конкретность и выступает в сознании каждого абстрактного индивида в форме мистической силы Абстракта, как «власть абстракций», заменяющая личностно-конкретную форму взаимной зависимости между индивидами.

На деле же это и есть не что иное, как сила и власть подлинной конкретности в ее марксовом понимании, то есть совокупности (тотальности) общественных отношений внутри социального организма, над «абстрактным», то есть над односторонне-развитым «частичным» индивидам — рабом разделения труда. Индивид здесь и в самом деле раб абстракции, но не мистического, вне его витающего Абстракта, а своей собственной абстрактности, то есть частичности, ущербности, одноаспектности, стандартно-безликой схематичности собственной жизнедеятельности, своей работы.

В детальном анализе этой объективной диалектики превращения «конкретного труда» (и осуществляющего его индивида) в «абстрактный труд» (и [69] соответствующего этой форме труда индивида) и была развеяна мистика Стоимости, «этого Абстракта», «воплощающегося в чувственно-конкретное тело вещи и человека».