Пони бледный - [42]

— Насовать им горячих каштанов полную жопу!..

— Почти, товарищ боцман, почти. Товарищ председатель ревкома! Объявляйте боевую тревогу! «Пони темный» как настоящий пролетарий, примет этот бой!

Глава восьмая

«Раньше мы говорили, что „техника решает всё“.

Чтобы привести технику в движение и использовать её

до дна, нужны люди, овладевшие техникой, нужны кадры,

способные освоить и использовать эту технику по всем

правилам искусства. Техника без людей, овладевших

техникой, мертва. Техника во главе с людьми, овладевшими

техникой, может и должна дать чудеса».

И.В. Сталин

Ощущение грядущего боя всегда казалось ему одним из самых сложных в человеческой палитре. И самым загадочным. Он, посвятивший изучению человеческих душ многие годы, однажды пришел к выводу, что люди, в общем-то, довольно похожи друг на друга, вне зависимости от цвета кожи и партийной принадлежности. Люди одинаково злятся, одинаково любят, одинаково страдают. Конечно, есть несущественные различия, но, в целом, ничего выдающегося. Ощущение приближающегося боя куда сложнее и многограннее пошлой любви, глупой злости или утомительного страдания.

Вкус боя — это как вино, имеющее букет из тысячи ароматов, и только настоящий ценитель способен прочувствовать их все. Ледяная дрожь в пальцах. Липкая испарина между лопаток. Пронзительно-тонкое ощущение того, что скоро привычный мир закончится, обратившись чем-то ужасным и прекрасным одновременно. Горячая щекотка предчувствия. Обжигающе-ледяное адреналиновое жжение в мышцах. Едкие укусы накатывающей злости. И то особенное томление, от которого сердце и внутренности делаются тяжелыми и плотными.

И, как тонкий эстет, открывая бутылку вина, не спешит плеснуть его в стакан, впитывая запах, так и ветеран многих войн встречает бой спокойно, никуда не спеша, но впитывая каждую деталь, наслаждаясь последними тихими минутами и в то же время гоня их прочь…

Минут этих оставалось очень мало, Сталин знал это.

Он стоял на верхней бронированной палубе «Пони темного» и смотрел в ту сторону, где за кормой брониносца в изрядном пока отдалении бесшумно плыли, окутавшись густыми облаками, две хищные вытянутые тени. В этих тенях, пока еще не обретших объема, виделось что-то грозное. Как в силуэтах пары акул, что заходят на выбранную цель. А в том, что «Пони темный» — их цель, сомневаться уже не приходилось.

— Есть данные визуального наблюдения, — доложил бомбардир Олкфед, отпуская трубку палубного переговорного устройства, — Противник идентифицирован как легкие ударные крейсера «Принцесса Каденс» и «Дух Эппалузы».

— Что за корабли?

— Серьезный противник, — осторожно сказал старшина Урт, так как Олкфед вновь приник к биноклю, — «Принцесса Каденс» введена в строй всего три года назад, «Дух Эппалузы» — восемь, но недавно прошел модернизацию. Оба очень быстры и идут на полных парах. Нам с ними не тягаться.

— А что на счет вооружения?

— По вооружению «Пони темный» формально имеет фору. Практически же разница нивелирована подчистую. У нас нет главного калибра и половины крупокалиберных орудий. Они наверняка это учли. Идут на двадцати узлах с превышением в пятьсот метров. И, если хотите знать мое мнение, на благородный бой орлов в небесах это похоже не будет. Скорее, на двух злых и быстрых щенков против старого больного кота.

— Кажется, эти господа не любители честного боя?

— Отнюдь. Насколько я понимаю, хотят зайти сверху. И расстрелять вблизи, — неохотно сказал бомбардир, теребя усы, — И противопоставить нам нечего. Машина работает на полную, шесть узлов — это максимум, который она способна выдавать. И выше нам тоже не подняться, на пределе идем. Значит, еще минут десять и…

— Товарищ Сталион! — из рубки выглянула боцман Овеног, поправляя бескозырку, — Радио-передача с «Духа Эппалузы!». «Пони темный, личный приказ Принцессы Луны. Немедленно остановить машины и лечь в дрейф. Орудия разрядить и зачехлить. Личному составу покинуть капитанский мостик».

— Надо же соблюсти формальности… Передайте им, товарищ боцман, «Требования выполнять отказываемся. Коммунисты не сдаются».

— Уже передала, товарищ Сталион, — залихватски козырнула серая пони, немного розовея, — Только своими словами. Звучало как «А ты, навозный жук, чью мать на сеновале пьяный ишак…»

— Спасибо, боцман Овеног! Уверен, они уловили смысл.

Где-то вдалеке хлопнуло. Как раскат грома, приглушенный большой пуховой подушкой. Узкая белесая черта раскроила небо, то и дело закапываясь в облака, чтобы скользнуть под самым носом у неторопливого «Пони темного» и пропасть.

— Еще как уловили, — проворчал бомбардир Олкфед, — Пристрелочный, главным калибром. Метко положили. Еще не…

Палуба под ногами Сталина вдруг подпрыгнула, точно кто-то в трюме треснул по ней снизу огромной кувалдой. Оглушительный звон ударил по барабанным перепонкам. Сталин едва удержался на ногах, и то — лишь потому, что ног этих было четыре.

— Накрытие! — доложил старшина Урт, — Попадание на семь часов, уровень третьей палубы. Пробоина, пожара, кажется, нет.

— Расчеты, по боевым местам! — крикнул Олкфед, легко перекрикивая тяжелый мерный рокот двигателей «Пони темного», — И вы, товарищи, тоже уходите отсюда. Сейчас здесь начнется черт знает что…