Понемногу о многом (сборник) - [2]

Мудрая жена – мужу к радости.

Ветер ветви гнет над дубравушкой,

возмутилися злы боярушки:

– Ты, Феврония, простолюдинка,

Не хотим, чтоб ты нами правила,

Наших знатных жен чтоб бесславила.

Все, что хочешь ты, забирай с собой

И ступай ты вон со двора долой,

Набирай с собой всякого добра,

Злато-серебра, жемчугов, сукна.

Отвечала так им Феврония,

отвечала так жена мудрая:

– Нет, не надо мне вашего добра,

И не надо мне злата-серебра,

Я оставлю вас, лишь возьму с собой

Мужа милого, князя светлого.

По Оке-реке той ладья плывет,

В ней пресветлый князь с молодой женой,

И слуга один вместе с ними плыл.

Он недобру мысль в голове носил.

На чужу жену он позарился,

Он Февронией любовался все.

Говорит ему мудрая жена:

– Ты воды черпни с одного борта

И испей, затем стороной другой.

Есть ли разница между сей водой?

– Нет, – ответил он. – Все одна на вкус.

– Так почто тогда ты, мой милый друг,

Позабыл жену, что она, что я,

В естестве одном —

Женска плоть одна.

Пристыдился тот и покаялся,

С думою дурной распрощался он.

Вот причалила к берегу ладья,

Закручинился светлый Петр-князь.

Серый мрак туман по реке плывет,

Ну, а мысль грустна на чело ползёт.

Вот Февроньюшка к мужу подошла,

Говорит ему, глядючи в глаза:

– Ты о чем, мой муж, призадумался,

Мой сердечный друг, пригорюнился,

Милостивый Бог – промыслитель всем,

Не оставит он нас с тобой в нужде.

Из-за гор встает солнце-красное,

На поклон к Петру шли бояре все:

– Ты прости-прощай, господине-князь,

Воротись ты к нам снова в Муром-град.

Как во граде стон, как во граде кровь,

Всё бояре власть делят меж собой.

Воротился князь со Февронией,

Сирый люд покрыл он любовию.

Правил в честности, справедливости,

В добродетели, с Божьей милостью.

Осень сыплет лист, белый снег – главе,

Как проходит жизнь – то приходит смерть.

Белых голубей пара – муж с женой

Просят Господа пред иконою:

– Как одну ты жизнь на двоих нам дал,

Подари нам смерти единый час

Как и в жизни сей неразлучны мы —

Так в сырой земле рядом были бы.

И чин ангельский, чин монашеский

Приняли княже Петр и Феврония.

Он Давидом стал,

А княжна его называется Ефросинией.

Осень сыплет лист, белый снег – главе.

Как проходит жизнь – то приходит смерть.

Преподобная Ефросиния

Воздух с ликами шила в Божий храм.

Передал ей Петр, что Давидом стал,

Передал ей Петр со слугой сказать:

– О, сестра моя Ефросиния,

Уж зовет меня в дальний путь Господь.

– Подожди меня, господине мой,

Дай работу в храм я доделаю.

И во вторый раз он позвал ее:

– Не могу я ждать, приходи скорей.

– Подожди меня, господине мой,

Дай работу в храм я доделаю.

В третий раз зовет благоверный князь

– Нету больше сил душу удержать.

Не окончен труд, позабыт лежит,

А Феврония за Петром спешит.

Синей сини гладь простирается,

В небо птицы две поднимаются.

Чистых две души под одним крылом

Рядышком летят к Богу на поклон.

Положили их в разные гробы,

Разнесли-то их в разны стороны.

Только утром глядь, они рядышком

Во сырой земле, во могилушке.

Что своей рукой соединил Господь,

Разделить порознь никому невмочь.

Так дана была нам в пример любовь

Мужа и жены, две души в одной.

Обольщенный злом мир забыл любовь.

Вспомним добрый нрав мы былых времен.

На иконе теплый от лампады блик,

Мамина молитва, мамин грустный лик.

По щеке струится робкая слеза.

Просит Божью Матерь мама за меня,

Чтоб она в сей жизни берегла меня,

Чтобы в сердце веру крепкую дала,

Чтобы улыбался ангел надо мной,

Озаряя мысли мне улыбкой той.

Два светлых, чистых образа

я в сердце сохраню:

Образ Богородицы, мамину слезу.

Когда уснет за горизонтом

В закате долгий день,

На землю тихую устало

Ночная ляжет тень.

Вдруг разольется на все небо

Огромный океан.

Над ним струится лунным светом

Серебряный туман.

На звездных волнах дремлет тайна,

Горит маяк луны,

Как корабли, к далеким странам,

Плывут неслышно сны.

Сказание о священном мученике Федоре Богоявленском Среднекарачанском

Позакрылося-позавесилось

Солнце ясное черной тучею,

Полегла трава под росой-слезой,

Под росой-слезой, под кровавою.

И не птица то на заре кричит,

На заре кричит, бьется как в силках.

Плачет горько мать, оченьки в слезах,

Плачет горько мать громким голосом:

«Ой вы, чадушки, две кровинушки,

Моих сына два, ясных сокола!

Уж, как я-то вас не лелеяла,

Не лелеяла и не холила,

Грудью белою не питала вас,

И под сердцем-то не носила вас.

Как пришла пора, пора смутная,

Пожирает всех война лютая,

Как вас отпустить, крылья развязать?

В путь-дороженьку благословение дать?

То ж не враг напал на Россию-мать,

Бога позабыв, бьется с братом брат.

Уж хохочет враг, уж ликует ад,

Храмы на Руси пламенем горят.

Позабыл народ Бога славити,

Пришло время змею правити.

Плачет Русь-земля, плачет матушка,

Плачет вместе с ней Божья матушка.

Бьется с братом брат, льется кровь рекой,

Не излить слезой материнску боль.

Сердце матери неделимое,

Ох, сыночки вы, мои милые».

Льется желтый дождь, падает листва,

В небо храм поднял руки – два креста,

Руки – два креста, словно два крыла,

Птицею летит вольной в небеса.

Но взошла звезда, звезда алая,

Звезда алая, ох кровавая.

Сломаны кресты, пусты купола.

Только вера-то все равно жива,

Плачет свечкою пред иконою,

Нелюбимая властью новою,

Как дитя чужое – нелюбимое,

Нелюбимое и гонимое.

Льется желтый дождь, падает листва.