Понедельник — пятница - [76]

Они спустились в вестибюль, взяли пальто.

Лил мелкий, холодный дождь. Деревья в саду стояли голые и черные. Храмцову было неприятно шагнуть туда, на мокрый асфальт, под этот дождь, и он стоял в вестибюле, зябко поправляя шарф. Митрич же обрадовался: ему показалось, что Храмцов не спешит, чтобы наконец-то поговорить, и снова взял его под руку.

— Сядем здесь, а? — сказал он. — Я тут с Галей сидел, о тебе говорили… — Храмцов нахмурился, и Митрич поспешно перевел разговор. — Я хотел тебя спросить… Ну, мне-то ты можешь сказать, надеюсь… Почему ты так на «Перекопе»?..

Храмцов пошел к скамейке и сел. Митрич пристроился рядом. Храмцов подумал: «Здесь Галя и Митрич говорили обо мне…»

— Ты с ней видишься? — спросил он.

— С Галей?

— Ну, с кем же еще? — раздраженно сказал Храмцов.

— По телефону говорим. Неделю как не звонит.

«Неделю, — подумал Храмцов. — После того разговора со мной. Значит, я ее здорово обидел все-таки».

— Я с ней тоже говорил. Отказался от квартиры. Впрочем, все это ерунда… А с «Перекопом» — что ж? Пожалуй, даже не объяснить. Мне надо было знать, тот я работяга или уже не тот. Оказалось — не тот, вот и все.

— Погоди, — задержал его Митрич, увидев, что Храмцов встает. — Я тебе одно дело хочу сказать… Странно, конечно, в наши-то годы… А может, наоборот — хорошо.

Храмцов молча ждал. Ему показалось — Митрич волнуется. Это было непохоже на невозмутимого Митрича. А сейчас он даже вытащил платок и долго вытирал голову — вон вспотел даже или тянул время, чтобы не выпалить сразу.

— Короче говоря, я-то старый огурец и кое-чего соображаю, — сказал он. — Хорошая она женщина, Володя.

Он глядел в сторону и не видел, как дернулся Храмцов.

— Иисусик, — сказал Храмцов.

— А ты дурак, — ответил Митрич. — Ты ее пойми — разве она может к тебе первой прийти? Что ты сам тогда подумаешь о ней? Она и рада бы руки к тебе протянуть, да женская гордость не позволяет. А ты — чурбан… Ну, извини, я понимаю — все это паршиво, что случилось. Зачем же людей отталкивать от себя? — Вдруг он обнял Храмцова. — Приходи сегодня ко мне, а? Посидим, поболтаем, как раньше…

Храмцов встал, поднял воротник пальто и, не ответив, пошел к выходу на улицу — под дождь.

На лестничной площадке, облокотившись о перила, стоял мальчишка в худом, потрепанном, уже не по росту пальтишке и со свертком, из которого торчали три палки. Храмцов скользнул по мальчишке глазами и, отвернувшись, начал открывать дверь. Он только подумал — толкутся здесь пацаны, и надписи на стенах, конечно, их рук дело…

Он открыл дверь, тогда мальчишка сказал:

— Здравствуйте, дядя Володя.

Храмцов обернулся. Мальчишка глядел на него спокойно и строго. Он не сразу узнал его, а узнав, протянул обе руки.

— А, тезка! Ты как сюда попал?

— Я к вам, — сказал Володя.

— Ко мне? Вот так стоял и ждал?

— Я недолго ждал, — ответил он, снимая шапку.

Храмцов заторопился:

— Чего ж ты? Заходи, пожалуйста.

Володя мялся, поглядел на свои ноги, и Храмцов тоже поглядел на его ноги.

— А, ерунда. Вот коврик. Все равно у меня завтра большая приборка.

В узеньком коридоре Володя все так же строго и серьезно протянул Храмцову сверток и сказал:

— Это вам.

Храмцов развернул бумагу — там, в пакете, был парусник. Не все в нем было хорошо, это Храмцов увидел сразу. Но игрушка сверкала лаком, надраенной медью; паруса были свернуты, леера натянуты, даже на корме лежала аккуратно свернутая бухта.

— Мне? — спросил Храмцов. — Ну, спасибо, брат. Конечно, сам сделал?

— Сам.

— Погоди, — сказал Храмцов, — а по какому случаю ты мне подарки делаешь?

Он помог Володе снять пальто, повесил рядом со своим и стоял, причесывая густые, сильно поседевшие за эти месяцы волосы. Володя ответил, глядя в сторону:

— Сегодня восемнадцатое ноября.

— Да, восемнадцатое.

— День рождения Елены.

Храмцов вздрогнул. Он забыл, что сегодня день рождения Аленки. Оказалось, другие помнили. Володька помнил и пришел, как приходил и в прошлом, и в позапрошлом году. А вот подарок — ему, Храмцову.

Храмцов положил руку на Володькино плечо.

— Извини, брат, — сказал он. — Я ведь совсем забыл. Такая, видно, уж память. А парусник я Елене передам. Обязательно.

— Нет, — качнул головой мальчишка и повторил: — Это вам.

— Ну, а мне-то почему?

— Так, — отвернулся Володька.

Храмцов мягко поднял к себе его лицо.

— Что-то ты недоговариваешь, парень.

— Просто… Просто я все знаю, — ответил он. — От нас тоже папа ушел… к другой.

— Вот оно что! — Храмцов сам почувствовал, как это фальшиво получилось, и испугался, что мальчишка поймет эту фальшь. Значит, Володька пришел не случайно. Значит, я просто нужен ему, как любому мальчишке нужен взрослый друг. Если не отец — тогда кто угодно. Значит, я нужен ему, вот в чем штука. Как это здорово, что я кому-то нужен.

Он быстро прошел в комнату, чтобы Володька не заметил его слез. Поставил парусник на полку и только тогда увидел надпись на левом борту — «Владимир». Володька уже стоял рядом. Храмцов торопливо обнял его и прижал к себе…

— Ах ты, тезка ты мой…

И так же торопливо отстранил, словно устыдившись этого внезапного радостного чувства благодарности.

Володька был бледен.

— Ну что ж, — сказал Храмцов. — Будем праздновать день рождения. По-холостяцки. Согласен?