Понедельник — пятница - [103]

Кулешов увидел Находку, свернувшегося калачиком в дальнем углу двора, возле поленницы. Когда он вошел, корсак медленно поднял острую исхудавшую мордочку и, тихо повизгивая, начал лизать Кулешову руку. Летчик гладил Находку, бормоча какие-то слова, но какие — он и сам не мог вспомнить после. На руках он вынес Находку, бегом пересек улицу, добежал до своего дома и открыл дверь. И когда он опустил Находку на пол, корсак, пошатываясь, направился под стол, на то самое место, куда забился год с лишним назад, дрожа от страха и голода.

Кулешов сбегал на кухню и принес в банке немного бульона с мясом. Находка ел, постанывая. Кулешов боялся дать ему сразу много еды, но Находка не доел и того, что было. Тоскливо он глядел на Кулешова, а тот все гладил и гладил Находку, все приговаривал: «Хороший ты мой, как же это ты, а? Зачем же ты так?»

Пора было лететь. Кулешов достал из шкафа и завернул в газету чистую рубашку. Когда он обернулся, Находка лежал возле дверей, словно не желая выпускать хозяина. Кулешов открыл дверь — Находка печально положил морду на вытянутые лапы.

— Идем, — тихо сказал Кулешов.

…Кулешов жил в пустой школе. Парты в классе были сдвинуты к стенам, а возле окон стояли две кровати — его, Кулешова, и техника. Когда Кулешов и Находка пришли, техник уже спал, а его комбинезон был наброшен на школьные счеты.

У порога Находка попятился. Кулешов не сразу понял, в чем дело. Потом он вспомнил, как шутили летчики: если техник войдет в комнату — смело открывай окна, ни один комар не влетит, так густо пропахла одежда техников бензином. Сейчас Находка упрямо вернулся в коридор и сел, наблюдая за своим хозяином через открытую дверь.

— Ладно, — согласился Кулешов, — спи где хочешь.

Школа стояла на самом краю села, рядом со взлетной площадкой. Утром из окна Кулешов увидел, как девушки заправляют баки самолета раствором. Когда он придет, все будет готово. До полдня, до жары, он успеет слетать раз двадцать, не меньше.

Техник рассказал Кулешову, что, когда он поднимает машину, Находка сначала пытается бежать вслед за ней, а потом садится и замирает, задрав морду, — маленький, неподвижный памятник ожиданию и тоске.

Днем они вместе пошли на реку.

В воду Находка не полез. Пока Кулешов купался, он беспокойно крутился по берегу, и только тогда, когда Кулешов вылез и растянулся на песке, Находка успокоился и сел рядом.

Кулешов не заметил, как Находка отбежал в сторону. Корсак отбежал, потому что в ноздри ему ударил теплый, сразу взволновавший его запах. Уши встали над головой, почти соприкасаясь острыми углами. Он шел мягко, крадучись, дрожа от ожидания и нетерпения. Наконец он увидел то, что почувствовал и услышал. Маленькая полевка быстро жевала травинку, придерживая ее передними лапками.

Находка замер. Мышь не замечала его. Но тут же уши Находки резко шевельнулись. Он услышал другой звук, неприятный и поэтому настораживающий. Собака бежала по берегу, уткнув морду в песок, как раз там, где Находка прошел вместе с Кулешовым.

Когда Кулешов вскочил, было уже поздно. Собака увидела Находку. Бессмысленно было бежать за ними. Все произошло в какую-то секунду. Находка кинулся в степь, собака за ним, а Кулешов в мокрых трусах отчаянно размахивал руками и кричал:

— Находка, сюда! Ко мне, Находка!

Он поспешно оделся и поднялся на бугор. Он думал, что Находка догадается сделать крюк и вернется к нему. Но было видно, как он летит в степь по прямой, а вслед за ним гонится собака. Лай утихал. Внезапно Кулешов услышал другой, более пронзительный лай — со стороны совхоза в степь убегали еще две собаки, черная дворняга и бело-рыжий костромич. У Кулешова больно сжалось сердце. Костромич — сильная и выносливая гончая, не так-то просто уйти от нее.

Вечером, после работы, он не мог отдыхать. Он ходил один по краю черной, звенящей цикадами степи, курил одну папиросу за другой и ждал. Ночью в стороне мелькнули три тени. Он догадался — это вернулись собаки. Он прождал еще часа два. Кулешов лег на охапку сена возле самолета. Если Находка вернется, то обязательно найдет его здесь. Но Находка не вернулся. Не было его и на следующий день, и еще неделю. Между тем работы в совхозе были закончены, и Кулешов с техником должны были лететь домой.

В последний день Кулешов увидел на улице бело-рыжего костромича и свистом подозвал его. Собака подбежала, выжидающе поглядывая на человека.

— Эх ты, сукин ты сын, — сказал ему Кулешов. — Что ты с Находкой-то сделал, а?

Костромич вилял всем задом и заискивающе заглядывал Кулешову в глаза.

4

Страх уводил Находку все дальше и дальше в степь. Страх, который он испытывал, пожалуй, впервые так остро, тем не менее не заглушал все другие чувства. Находка уходил легко, и откинутые уши ловили удаляющийся собачий лай. Вскоре он стал совсем еле слышен, и тогда Находка побежал медленнее, чтобы выровнять дыхание.

Страх проходил, и уши выпрямлялись. Наконец Находка остановился и принюхался. Теперь все, что его окружало, внезапно обрело свои неповторимые запахи. Одни были уже знакомы ему, другие он чувствовал впервые и старался определить, опасны они или нет.