Понаехали - [3]

Дедушка-полковник, рубака и гуляка, обеспечил семье первичный капитал в таком объеме, что мог сосредоточиться на высоком – производстве авторских наливок и не менее авторского самогона. Между дегустациями и тесным контактом с личным женским составом от кухарки до горничной он успевал заниматься воспитанием наследника в лучших традициях Черноморского казачьего войска. Родившемуся Ванечке не повезло – его дед Иван был не просто полковником. С выгоревшим до ослепительно-белого чубом на дубленом черепе дед в свои сорок пять состоял из пяти пудов чистых жил без капли жира. Всю молодость он провел на Черноморской кордонной линии и не кем-нибудь, а пластуном. Пластуны – казацкий аналог «ниндзя» – были беззвучны, коварны и невероятно выносливы. Пролежать не шевелясь три дня в засаде, нейтрализовать арапником и унести с привала целый отряд черкесов, выбить одним ударом бича из седла противника было для него обычным делом. Пластуны наводили такой ужас на крупные отряды и мелкие банды, что их даже не преследовали – себе дороже. Беззубу – а фамилию беглый крепостной пацан Ванька получил за первую боевую потерю – через десять лет надоело ползать по камышам, и он подался в конный полк, который через пару лет и возглавил. Там же обучился вольтижировке. Где-то между походами, на дальних хуторах после долгих и веселых возлияний он проснулся под неудобными вилами у горла и под ними же, ухмыляясь, пошел под венец с лишенной накануне невинности и совершенно счастливой хозяйской дочкой. На хутор из-за военных походов казак наведывался не часто, но с богатыми гостинцами, к рождению и воспитанию сына отнесся без должного внимания. Сынок был похож на мать – круглолицый, пухлый и медлительный. Какой из него казак? Вот и упустил Иван безнадежно единственного отпрыска. И если бы не русско-турецкая война, а точнее громкий конфуз из-за частой порчи «сердобольных сестер» из окрестных монастырей, то Беззуб так бы и не остепенился. Но пришлось сменить черкеску на домашний халат. Зато внук, его точная копия, получил дедовской заботы сполна. Физвоспитание в девятнадцатом веке было суровым, но чрезвычайно эффективным. Ключевая вода очень бодрит. Особенно после ночных возлияний. Поэтому дед Иван начинал утро с двух ведер холодной воды. Первое – для внука, второе – для себя. Если наследник не выходил на побудку – ведро выливалось прямо в постель. Затем полтора часа фланкировки и подъем гирь. Трижды в неделю вместо гимназических глупостей Ваню ждали пластунские секреты с практической отработкой. Маму Ванечки, вечно поникшую и тихо шелестящую о чем-то своем, вообще во внимание не брали. Чахлая панночка – что с нее взять. Отец, Нестор Иванович, пропадал на работе – еще бы, три крупные лавки плюс торговля зерном. Он был любезным, осторожным и дальновидным – полная противоположность полковнику. Нестор был счастлив, что вырос на тихом зажиточном хуторе, без отцовской муштры, рядом с деловитой матерью. Он спокойно, без надрыва скользил по поверхности жизни, аккуратно обходя все подводные камни, омуты и водопады. У Нестора вообще вся жизнь была по плану и по часам. Даже жену он долго и придирчиво выбирал не по любви, а по набору качеств – чтобы настоящая дворянка, с манерами и обмороками, с тонкой кожей, светлыми кудрями. А когда выбрал, долго и упорно ухаживал, пока не сдалась. Любил ли он Ванечкину мать? Скорее просто был доволен. Ею и собой. Она внешностью и происхождением была для него очередным символом успешности – как золотые жилетные часы и дорогой костюм. Нестор был недалеким, но не злым, и старательно приумножал семейное благополучие с робкой надеждой уйти лет через пять на покой в мужской алко-клуб деда. Сына любил, но был рад, что воспитанием занимался казачий полковник, потому что был далек от страстной одержимости обоих Иванов. Он и для сына спланировал отличный торговый путь. Но – увы: подросшего Ванечку экономические закономерности и влияние колебаний рынка на траекторию прибыли совершенно не заботили. Дедушкина муштра пошла на пользу, но кроме привыкания к постоянным нагрузкам ни любви, ни интереса так и не вызвала. Знакомства с перспективными дочерями из дружественного и конкурирующего бизнеса заканчивались регулярным провалом. Ванечка включал дурака и таращился в угол, как кот на святочных гаданиях.

Поэтому, когда во время ужина наследник отложил вилку и сообщил тарелке: – Хочу жениться, – дедушка и папа проявили внезапное единение и радовались два штофа подряд, пока не спросили, кто же эта удивительная прелестница, покорившая Ванечкино сердце, и не пролетала ли она на воздушном шаре или, в крайнем случае, на метле перед его мезонином.

Ванечка, точно повторив жест деда, подпер кулаком щеку и задумчиво произнес:

– Нет, но она тоже по земле мало передвигается. Оба раза видел ее довольно высоко.

В столовой звенела тишина. Мама тихонько заплакала.

Дедушка Иван еще выпил и взял инициативу в свои руки:

– Ну и кто эта лебедь белая?

– Ну-у… скорее галка, – уточнил внук.

Дедушка блеснул глазами:

– Она хоть баба?

– Конечно барышня! Хотя скорее черт в юбке!