Помяловский - [42]

То, что для Лизы Калитиной является прямым решением вопроса (уход в монастырь), для Нади просто дикое чудачество. В «Молотове» Надя полна духом борьбы.

Борьба Нади с деспотизмом отца увенчивается только тем, «что она побеждает чиновничью коммуну», отвергая «богатую партию» генерала Подтяжина и делаясь невестой по любви. Но эта победа без широкой общественной базы оказывается куцей и приводит только к «мещанскому счастью».

Ее герой Молотов, от которого она ожидает «новых слов», в момент избавления ее от генерала Подтяжина, являясь уже женихом «по любви», этих «новых слов» не находит, он пассивен в сравнении с нею.

Молотов все же плоть от плоти кружка Дороговых, как примерно у Горького Клим Самгин — плоть от плоти столь презираемого им кружка Варавки.

Молотов радуется любви Нади к нему, тому, что, наконец, «совьет себе гнездо». «Все, к чему я стремлюсь, скоро может осуществиться в моей жизни. Теперь в сторону все эти необъяснимые вопросы: я знаю, зачем буду жить на свете… Я просто любить и жить хочу».

Молотов говорит Наде — о канделябрах и картинах на стенах его квартиры; там на окнах пальма, золотое дерево, фига, лимон, кактус и плющ, на столах вазы, на полу ковер, перед камином дорогой резьбы ореховое дерево.

«— Много ты у меня найдешь серебра, фарфора, мрамора и дорогих бобров. Тут же библиотека всех любимых авторов, отличный, микроскоп, зрительные грубы и другие физические инструменты. Положенное число раз бываю в русском театре и в итальянской опере, абонируюсь в библиотеке и читаю все лучшее. В шкатулке собственной работы у меня заперто более пятнадцати тысяч». Он сознается, что бывало иной раз скучно до того, что «готов был схватить и брякнуть об пол вазы, разорвать картины, разметать цветы и статуи. Противно было думать, что из-за них-то я бился всю жизнь». И все же Молотов не сумел порвать с разночинной мещанской средой. «Положение нелепое — торчать от всех особняком, пальцами начнут указывать, на смех поднимут, возненавидят. Поневоле пришлось съежиться, обособиться, притвориться, что и ты такой же человек, как все, а дома устроить себе и моральную, и материальную жизнь по-своему, завести своих пенатов, своих поэтов, общество и друзей. Что же делать, не всем быть героями, знаменитостями, спасителями отечества».

Как ко всему этому относится Надя? На вопрос Молотова: согласна ли она с этим, — Надя не отвечает, очевидно ожидая от своего героя, чего-то более возвышенного. Тогда Молотов ставит вопрос: неужели запрещено устроить простое, мещанское счастье? Исповедь Молотова обрывается на этом вопросе. Молотов и Надя обнимаются. И авторская ремарка: «тут и конец мещанскому счастью. Эх, господа, что-то скучно…»

Этой концовкой завершается вторая повесть Помяловского.

Какова же идея повести и каков должен быть дальнейший путь Нади и Молотова?

Помяловский не дал третьей части намеченной трилогии и не известно — по какому пути пойдет в дальнейшем «мещанское счастье» Надежды Игнатьевны и Егора Ивановича. Не известно, станет ли Молотов на путь дальнейшего «Обогащения», вложит ли свой капитал в какое-нибудь «дельце», или изберет путь революционно-общественной борьбы, чтобы избавиться от скуки, которую он испытывал и до женитьбы.

Вернее всего, зараженный духом приобретательства, Молотов пойдет еще дальше по этому пути.

Правда, в романе противопоставлен иной путь — путь деклассации, выразителем которой является Череванин. Посмотрим, какие тенденции общественного развития выражают оба эти героя Помяловского.

Обратимся сначала к Молотову, сопоставим то общественное значение, какое дает ему Помяловский в «Мещанском счастье» и как оно видоизменяется в «Молотове».

6

Молотов представлен двояко. Мы знаем его, по «Мещанскому счастью», как плебея, борющегося, правда стихийно, с «белой Породой», как передового бойца против дворянства. И в этой роли он предтеча Базарова, Марка Волохова и др. В «Молотове» мы узнаем о нем из рассказа Череванина, что после разрыва с Обросимовым его карьерой «распорядился фатум, а не разумный выбор». Он стал чиновником по совету своего университетского товарища Андрея Негодящева.

В роли чиновника Молотову пришлось наблюдать тогда по волжским селениям толпы детей — босоногих, грязных, оборванных, с непокрытыми головами. Тогда он тревожно размышлял, что это растет новое поколение безграмотного люда; «сколько из них выйдет воров, людей не имеющих нравственности». Ему хотелось приподнять крыши со всех домов и заглянуть в эти тысячи жизней. Ему хотелось и в свою и в чужую жизнь заглянуть до самой глубины, до последних основ ее. Он думал, что учился мало, и начал просиживать ночи над книгами, хотел проверить все своей головой и жизнью.

Столь высоконастроенный Молотов естественно охладевает к Андрею Негодящеву — карьеристу и цинику.

Он неустанно полемизирует с местным доктором, который проповедует что-то вроде гегелевского: «Все разумное действительно, все действительное разумно». От этого философского примирения с действительностью Молотов далек; ему еще близки идеи, во имя которых Белинский вел борьбу с «колпаком Егора Федоровича», т. е. с философией примирения Гегеля. Молотов спрашивает: «Кто виноват в том, что человек делается злодеем? Вы докажите, что он сам один виноват в сделанном зле, а не привели его к нему другие, и тогда делайте, что хотите». Своеобразный гегелианец — доктор ничего не мог объяснить Молотову.