Помпа - [34]
Юлька сделала несколько шагов к старой вишне, под которой стояла его раскладушка. Поговорить с ним сейчас же, выяснить… Она сама толком не знала что.
Старая вишня, окутанная холодным лунным светом, стояла неподвижно. Матово блестели листья, сквозь них пробивалась чернота. Бесформенным пятном свесилось одеяло. На подушке темнело второе пятно — голова Петра. Спит. Спит и не видит, что в трёх шагах от него прячется запутавшаяся в мыслях и чувствах девчонка.
Тёплый ветер тронул вишню. Пятно на подушке побледнело. Юлька вгляделась: там лежала просто тень от ветки и не было никакой головы, раскладушка была пуста. Где же Пётр? Куда ушёл?
А вдруг бродит по саду или по затихшей деревенской улице и тоже думает о случившемся? И может быть… может быть, раскаивается, что так безжалостно высмеял её при всех? Нет, не высмеял, в сто раз хуже!
Боязливо ступая по хрустящему щебню, Юлька пошла к воротам. Оглянулась в сад. Там никто не двигался. Калитка была не заперта на щеколду. Юлька вышла на улицу.
Найти Петра, во что бы то ни стало найти!
Улица была похожа на заснеженную. Сияющим голубым светом, точно снегом, высветила её луна. Безмолвно, пусто вокруг, ни шороха, ни звука — все спят.
Юлька шла по улице, как лунатик, широко раскрыв глаза, внезапно поражённая красотой серебряных тополей, необычной формой и цветом строений. Всё при луне стало таинственным, незнакомым. Проплыл спящий магазин с чёрными витринами, подплыла яркая надпись на белой мазанке: «Медпункт».
Юлька вздрогнула и замерла.
На скамейке у стены, ярко освещенные луной, сидели Пётр и Жанна. Он говорил что-то, Жанна слушала, наклонив голову.
О чём рассказывал Пётр? А что, если вдруг как раз о ней, Юльке? Обо всём, что произошло…
Юлька съёжилась. Да, да! Притаившись за кустом сирени, она отчётливо услышала его голос:
— Не зря её Помпой-то в деревне прозвали, ох не зря! Выдрать бы как следует крапивой…
Гнев и обида словно хлестнули Юльку. Как пришпоренная лошадь она бросилась бежать. Прочь, обратно мимо магазина, мимо своего дома, спотыкаясь, чуть не плача.
Всё кончено!
Пётр мог сказать такое! Пётр, которому она… которого она… Завтра вся Изюмовка узнает! Бежать, бежать без оглядки куда угодно. Сгинуть с глаз, пропасть, утопиться… Да, утопиться! Петру и всем назло! Он ещё вспомнит о ней, он ещё пожалеет…
Рассвет застал Юльку далеко от дома, на дороге к водохранилищу.
Ранний июньский рассвет. Шёл всего четвёртый час ночи.
В пятом часу утра, когда первые солнечные лучи окрасили небо, горы, долины и гладкую спокойную воду золотисто-розовым цветом, сторож водохранилища увидел со своего «наблюдательного пункта», попросту говоря — из шалаша, привидение.
Оно неподвижно стояло в воде, чётко видное на фоне кустарника, обрамлявшего водоём. Волосы у привидения были космами, само белое-белое…
Сторож имел при себе старенькую берданку, существующую больше для порядка. Пальнуть, что ли, в воздух? Нет, не стоит. Время раннее, перебудишь живущих поблизости сотрудников.
Сторож вылез из шалаша и стал спускаться по склону горы вниз, к бетонной плотине.
В запале и злости Юлька не помнила, как добежала до запертых ворот водохранилища, как перелезла через забор, прокралась мимо тёмной конторы, гаража и других служебных зданий, как, увидя в освещённом окне фильтровальной силуэт дежурной лаборантки, припала к земле и почти ползком, исцарапав руки и ноги, добралась наконец до знакомой уже вывески: «ВХОД ПОСТОРОННИМ КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩЕН».
Ещё несколько усилий, и она была у водоёма. Швырнула зачем-то в кусты халат, тапки, прошлёпала кромкой сырого песка к воде, ступила в неё. И… оцепенела.
Вода была прохладная. Впереди, где стелился лёгкий туман, отливала голубым и розовым, а у ног казалась чёрной, зловещей. Вязкий, густой ил сразу начал обволакивать ступни. Стало страшно.
Юлька простояла довольно долго, пристально глядя перед собой и всё равно ничего не видя.
То ли вода охладила её пыл, то ли в беге уже растратила злые чувства, только мысли её понемногу стали принимать другое направление.
Утопиться? Да, но как же… Как же будут жить без неё в далёкой Москве милые мама и папа? А тётя Дуся, дядя Федя, Галка, Пётр? Ведь они приняли её в свою семью как близкую, родную. И Пётр раньше всегда был приветлив, ласков с нею! Хоть и посмеивался порой — она замечала. Может быть, это она сама виновата в том, что произошло вчера?
Что же всё-таки произошло?
С новой болью и стыдом Юлька вспомнила презрительный, уничтожающий взгляд Петра, его слова: «Осрамила ты меня, опозорила!» А вдруг правда? Соседи всегда уважали Петра, всю дружную семью тёти Дуси и дяди Феди за доброту, трудолюбие — Юлька чувствовала. Значит, она их всех тоже опозорила? И теперь их тоже станут считать жадными, собственниками? И всё из-за неё? Да! Да! Из-за неё…
Юлька всхлипнула.
Пожалуй, впервые за свою короткую жизнь, стоя здесь, в холодной воде, одна, далеко от дома, она серьёзно и горько задумалась над своими поступками, над самой собой как бы со стороны.
«Не нужна мне такая сестра! — сказал Пётр. — Не нужна!»
Значит, она не та, какой хотел бы видеть Пётр СВОЮ СЕСТРУ? Какой мог бы гордиться. И Пётр прав, осуждая её? И может быть, дело не только в том, что отказала соседям дать воду в первый день поливки, а в том, как хвастливо держала себя с ними вообще?
