Семейные обстоятельства… Разные они в жизни бывают. Радостные — реже, неприятные — чаще.
Галюшку замучила совесть. Обругала сестру, гостью, москвичку, модницей и воображалой, до срока убежала на виноградник. А Юлька, поди, мается с перчиками. Без привычки-то каково воду таскать?
Однако, узнав от бабы Кати, что Юлька как шальная тоже убежала куда-то из дома, Галюха и встревожилась и рассердилась. Обследовала несчастный перчик: так и есть, крайние рядки не политы, тянут листья, моля водицы… Нехай! Мать придёт, спросит, она ответит: «Юльке только и делов досталось, всё одно не управилась». Ни вот столечко в хозяйстве не понимает!..
Галя губы совсем стиснула: она, когда сердилась, их очень грозно поджимала. А чёрные глаза, пока допаивала перчики, всё взглядывали на входную дверь, на калитку…
Стук! Явилась.
Юлька была пыльная, измученная, жалкая. Как вошла к себе в комнату, повалилась на кровать и затихла. Галя, пошумев на кухне посудой, будто ненароком заглянула к телевизору.
— Косынка моя тут лежала. Случайно, не видела?
— На.
Юлька выдернула из-под себя мокрый грязный комок.
— Гитара-то криво висит! И шнурок у тебя на кеде лопнул…
Юлька, не оборачиваясь, дёрнула ногой — пыльная полукеда шлёпнулась на пол.
— В четыре пятнадцать футбол передавать будут. «Динамо» — «Спартак». Телевизор включить?
— Не включай, — глухо сказала Юлька.
И села на кровати. Глаза у неё были сухие, недобрые.
— Галя, — проговорила она отчаянным шёпотом. — У меня большая неприятность… Очень! Я бегала к тебе на виноградник. Галя, дай честное слово, что никому не скажешь! Честное пионерское!
Галя оказалась на кровати рядом в ту же секунду. Обхватила Юлькины плечи, стукнула себя в грудь кулаком. И, прильнув худеньким плечом к сестре, стала слушать.
— Шурец! — сказала она грозно, когда Юлька выложила всё. — Ну погоди…
— Галь, почему Пётр не велел никому говорить?
— А вдруг не выйдет ничего? На что раньше времени звонить?
— Ничего, что я тебе сказала? Не будет ругать?
— Тю! От меня и не скрыл бы…
— Да, но куда Шурка мог её спрятать?
— Найдём. Вот что: ты его здесь карауль, я за огородом пошукаю. То-то Оголец глаз не кажет, баба Катя жаловалась. Ничто! Есть захочет, прибежит.
Галя подумала, чёрные брови свела в ниточку.
— Ты, Юлька, тут стой… — показала она за гардероб, как ветер пролетела по комнате, сдёрнула с этажерки вышитую розами скатёрку. — Заглянет — лови! И души без жалости. Я его тебе пригоню! Ну погоди… — Она исчезла.
Юлька повеселела. Сбросив вторую полукеду, босиком прошлёпала к гардеробу, затаилась, в душе не очень-то веря Галиным словам про Огольца.
А тот появился довольно скоро, Юлька ещё не успела соскучиться. Воровато оглянувшись, потоптался у двери, только голову в неё сунул, проверяя, есть ли кто в комнате.
Юлька вообще-то не отличалась ловкостью: рыхловата была, неповоротлива. Но тут действовала ловко и уверенно. Скатёрка с розами обрушилась-на выгоревшую голову — мальчишка только вскрикнул от неожиданности… Ещё мгновение — он оказался на полу, а Юлька, навалившись, принялась старательно, всерьёз лупить его.
— Пусти… — извиваясь, хрипел Шурец.
— Не пущу. Говори, куда помпу девал!
— Пусти…
— Не пущу. Где помпа?
— Так его!
Ястребом налетела Галя. И быть бы тут если не беде, то неприятностям, когда б не тёти Дусин спокойный голос, произнёсший с порога:
— Драка? Двое на одного? Ай хороши!.. Девчонки мальца подмяли. А ну — брысь по местам! Галина — на кухню. Шурка — во двор. Юлечка, умойся, охолони трошки, в себя приди. Срам, да и только! Школьницы. Пионерки.
Девчонки вскочили с пола. Шурец, обернувшись лисой, шмыгнул прочь. Скатёрку Галя под суровым взглядом матери, старательно стряхивая, постелила на место. Юлька, пышущая жаром, стала «приходить в себя».
Что же теперь оставалось делать? Одно: молча ждать и терпеть.
Сели обедать как положено. Юлька с Галей многозначительно переглядывались: делай, мол, вид, что всё в порядке. Шурец, лицемер и ханжа, с невинным лицом облизывал утюжку.
Разговор шёл про всякое. И про то, что аварию на водохранилище всё не ликвидировали, раз Петруша не едет (ох, что будет, когда приедет! Помпа, помпа…). И про море. И про то, что от Юлькиных папы и мамы письма давно нет… Тут как раз щёлкнула калитка, принесли почту.
Шурец подобострастно приволок газеты, журнал «Крокодил». И ещё притаил что-то за пазухой для Юльки. Да посмел сказать, дерзко глядя в глаза:
— Тебе открытка. Мудрёная. Пляши.
— Как — пляши? — возмутилась Юлька.
— Пляши, пляши! За письма спокон века пляшут. Поглядим на московскую пляску, — вмешался дядя Федя.
— Компот дай доесть человеку. — Тётя Дуся подвинула Юльке стакан, баба Катя сунула маковый коржик.
