Помойник - [53]

— Как у тебя на работе? — повторил я вопрос и отправил себе в рот кусочек фаршированной щуки. Она на самом деле была на редкость вкусной.

— Ну, ее! Говорить, и то неприятно! Но я еще не ушла. Только заикнулась об этом начальству — мне тут же повысили зарплату. Но не намного. Курам на смех. Поэтому я все равно уйду оттуда.

— Тебе виднее.

— Не нравится мне, какая там сложилась атмосфера. Но в целом, в бутике все по-старому. Народ сидит на прежних местах. Все наши новости — Гарик. Наш маленький волшебник Гарри Поттер, но без очков. Слушай, Володя, что он за волшебник, если не может исправить себе зрение? Я не понимаю.

— Почему не может? Может. Элементарно. Но в Англии подслеповатым волшебникам выплачивают пособие. Опять же, они имеют льготы. На проезд в общественном транспорте. Но ты говорила о другом Гарике, — напомнил я. — Не о Поттере.

— Другой Гарик получил повышение. Стал заместителем то ли коммерческого директора, то ли финансового, то ли исполнительного. Я до сих пор так и не разобралась. Директоров всяких развелось как навозных мух.

— Или как моли в Володиной квартире, — усмехнулся ее отец, доедая фаршированную щуку. — Он даже имена им начал придумывать.

— Про Володину моль с именами я ничего не знаю, — сказала она. — А вот с нашим Гариком я, между прочим, больше не встречаюсь. Уникальный жмот! Пошел бы он в задницу!

— Вика, девочка, что за вульгарные выражения! — упрекнул Марек дочь. — Мне за тебя стыдно. Прошу, дорогая, будь сдержаннее. Мы же с тобой не на базаре.

— Выражение для Гарика самое подходящее. Сейчас он на Мальте. Лечится. Все никак, несчастный, не может оправиться после того происшествия в нашем бутике и без конца разъезжает по курортам. У него, видите ли, ранимая психика. Ну, а у меня все в порядке, — заключила Вика. Судя по состоянию ее ухоженных ногтей на руках, у нее и впрямь все было в порядке.

— Что ж, я рад.

— Теперь рассказывай, Володя, как живется тебе, — попросила она.

— По-разному, Вика, по-разному. Это я про сегодняшний случай. Но, в основном, не слишком весело. Вся моя жизнь сводится к этому дому, магазину и отчасти к мусорному полигону, — ответил я.

— Рыжая Юлька, как и раньше, работает продавщицей в поселковом магазине?

— Естественно. Она служит для меня источником всех местных новостей.

— По-моему, она работает в магазине только ради собственной любви к сплетням. Но ты не очень-то ей доверяй. Юлька часто привирает. Девица она непростая. Не считай, что у нее на уме одни хихоньки да хаханьки.

— У каждого свои слабости, — произнес я и подумал, что Вика может расценить мои слова как намек на ее прозрачную кофточку. Нет, язык мой — враг мой.

— Слабость слабости рознь. Ладно, это дело Юльки. Нужно будет как-нибудь сходить в магазин, поболтать с ней.

— Разумеется, сходи, развейся, — кивнул Марек.

— Но вообще, Володя, я тебя отлично понимаю. Поэтому сочувствую, — продолжала Вика. — Я была на седьмом небе от счастья, когда мои родители развелись, и мы с мамой перебрались жить в Москву к родственникам. Ты извини, отец. Конечно, на седьмом небе от счастья не оттого, что вы развелись, а оттого, что уехала отсюда.

— Я понимаю, — вздохнул Марек.

— Ты у меня умный. Так вот, тоска в этом поселке зеленая. Хоть волком вой. Делать абсолютно нечего, и особенно зимой. У молодежи здесь нет никаких развлечений. Здесь тупик.

— Тогда, наверное, я тебя обрадую. Пахом Максимыч, что из поселковой администрации, собирается сделать зоной отдыха территорию, прилегающую к пожарному пруду, — вспомнил я свой утренний разговор с ним. — Сам же пруд почистить, облагородить и запустить туда промысловую рыбу. Завести также на нем белых и черных лебедей.

— Хорошо хоть, что не розовых фламинго, — прикрыв рот ладошкой, прыснула Вика. — Прости, но ты меня развеселил. Самое большое, на что его хватит — так это на две-три скамейки на берегу. На них станут распивать водку местные алкоголики вперемешку с бомжами со свалки. Пахом Максимыч — известный Манилов. С годами он ни чуть не изменился. Раньше он все хотел восстановить нашу церковь и, заодно, соорудить колесо обозрения. Как в Москве, в парке Горького. Но, скажи, зачем нужно в нашем поселке колесо обозрения? Что с него обозревать?

— Окрестности, — несмело предположил я.

— Угу, в особенности мусорный полигон — изумительное зрелище с высоты птичьего полета.

— Э-э, девочка, Пахом Максимыч — мужик вовсе не глупый и не фантазер, — произнес Марек, отодвигая от себя очередное пустое блюдо — на сей раз с винегретом. — Он вовремя смекнул, как поступают все наши правители. Главное — это пообещать райские кущи. Остальное неважно. Народ переварит любую глупость, а после еще будет им восхищаться. Все наши правители держат нас за круглых дураков!

— Умоляю, отец, не горячись, — попросила его Вика. — Ведь ты ничего не изменишь.

— Пожалуйста, я молчу, — согласился он.

— Но в этом поселке на самом деле скучно, — сказала она. — Помню, как мы полчаса тряслись на автобусе до райцентра, чтоб посидеть там, в привокзальном ресторанчике. У нас это называлось выходом в свет. Потом полгода этим хвалились друг перед другом. Представляешь, Володя, что за убогость?