Помощник хирурга - [28]

— Меняет кнопы риф-сезней на кренгельсы, — ответил тот. – Дай капитану Обри волю, мы бы от кормы до носа стали напоминать военный корабль.

— Ему следует поберечь руку. Работать без рукавов в такой холод — о чём он только думает? Ну да ладно... Сэр, те суда – интересная у них оснастка, не так ли?

— Это рыболовы сэр, из Португалии: «террановы», так мы их называем. На банке их будет больше. Если только их можно будет рассмотреть – видимость там ужасная, как говорит хозяин.

— «Террановы». Слышал о них. А это, стало быть, собственно Ньюфаундленд?— Не совсем, сэр. Это банка, отмель. Или, скорее, туман вокруг нее. Но находиться там почти всегда означает быть в тумане около банки — мы иной раз вовсе не делаем различий в названии тумана и банки, если вы понимаете о чём я.

Второй помощник был невысокого мнения о сообразительности доктора Мэтьюрина –

человек, способный перепутать юферсы и кренгельсы вряд ли в силах отличить хорошее от плохого, правильное от неверного, мел от сыра, – но был добрым малым и дружелюбно ответил на вопросы Стивена. Почему туман? Почему его не сдувает при таком ветре?

Почему в нём собираются португальцы? Простыми словами он лишь смог объяснить, что португальцы следуют за треской, а в этом году на Средней Банке трески даже больше, чем на Сен-Пьере и даже на самой Большой Банке: доктор ведь знает, что такое треска?

Крупная рыба с усиком на подбородке, которая клюёт на любую приманку, какую ни назови, но лучше всего на кальмаров и мойву. Папистам приходится её есть по пятницам и в Великий пост, сушёную или засоленную. Иначе они отправятся в ад. Вот почему испанцы, португальцы, а также французы, если заключён мир, приходят к Банке каждый год: в большинстве своём они паписты. Но там бывают и «синеносые»[5] с ньюфаундлендцами. Они идут за треской, а треска водится на банке, где морское дно весьма неожиданно поднимается, иногда доходя до пятнадцати саженей, не глубже –

второй помощник много раз видел льдины, севшие на мель – но обычно глубина там от сорока до пятидесяти саженей. И португальцы обычно встают на якорь, отправляя крошечные плоскодонки с парой людей в каждой, чтобы ловить треску с помощью плетёного линя. Мальчиком второй помощник состоял на службе у своего дяди, синеносого из Галифакса, и отловил четыреста семьдесят пять рыбин за одиннадцать часов, некоторые по пятидесяти фунтов весом. Что до тумана, он вызван холодным Лабродорским течением, протекающим через банки с юга и встречающимся с тёплым воздухом от Гольфстрима – доктор ведь слышал о Гольфстриме? Так что туман здесь практически круглый год. Иной день можно сказать, что всё море парит как котёл, и варит быстро: вот почему ветер его не сдувает – туман просто образуется сызнова. Конечно, бывают времена, когда течение забирает к востоку, и тумана нет. В это время ясно, причем целыми днями или даже неделями. При всём том из-за птиц всегда можно узнать где банки, даже без измерения глубины. Тут всегда птицы, особые птицы, на банках, не важно, стоит туман или нет.

— Что за птицы? – спросил Стивен.

— Кайра, люрик, гагарка, моевка, буревестник, глупыш, поморник, разного рода чайки, тупик, пингвины...

— Пингвины, мой дорогой сэр? – вскричал Стивен.

— Так точно, доктор. Элегантного вида птица, которая не умеет летать, а только плавает.

Некоторые зовут их бескрылыми гагарками, но мы величаем пингвинами. Вполне очевидно, что раз птица не умеет летать, то это пингвин: можете спросить любого китобоя, который забирался так далеко на юг.

— Достигают ярда ростом, чёрные с белым, как огромная гагарка?

— Именно эта птица, сэр. Но у них белый лоскуток между клювом и глазами.Без тени сомнения это был Alca impennis Линнея, Великая гагарка, как пишут некоторые авторы попроще — птица, которую Стивен мечтал увидеть всю жизнь, птица, ставшая настолько редкой, что никто кроме Корвисарта из тех, с кем он вёл переписку, не видел ни особи.

– А вы и правда видели этого пингвина, сэр? – спросил он.

— Да Господи боже, множество раз, — со смехом ответил юноша. – Вон в том направлении есть остров, — кивнув в направлении Ньюфаундленда, — где они массово гнездятся, а мой дядя Синий Нос имел обыкновение заходить туда по пути к Большой Банке. Однажды я отправился с ним, и мы добыли их два десятка. Вы бы живот надорвали увидев, как они стоят что кегли, так и ждут, чтобы их сбили. Мы взяли несколько туш на наживку и поели яиц.

— Синеносый дьявол. Гот, вандал, варвар, – пробормотал Стивен себе под нос. — Если ли хоть какая-то вероятность увидеть эту банку? – произнес он уже в полный голос и настолько мягко, насколько мог.

— Осмелюсь сказать, что есть, доктор, если будете пристально наблюдать. Вас интересуют эти птицы? Я одолжу вам трубу.

Стивен глядел во все глаза, несмотря на холод, из-за которого индевели линзы и коченели руки. К тому времени, как пакетбот вошёл в туман на южной оконечности банки, сильно опередив шхуны, он смог увидеть не только кайру и люрика, но и двух бескрылых гагарок. Туман загустел. «Дилидженс» оказался полностью скрыт от своих преследователей. Мистер Далглиш убрал летучие стаксели, бом-брамсели, брамсели и нижние паруса, всё кроме фор-марселя, приспущенного на эзельгофт, и кливера — ровно столько, чтобы сохранить управляемость в этой кружащейся неизвестности. Видимость сильно ухудшилась, но Стивен в надежде на чудо всё стоял, весь дрожа, на своём месте,.