Помни Рубена. Перпетуя, или Привычка к несчастью - [160]

Рядом с Эдуардом сидел мужчина, который, как оказалось, был не только делегатом районного комитета единой партии, но и занимал какой-то важный полицейский пост. Пришлось позаимствовать стулья в соседних домах, тем не менее многие из гостей остались стоять, прислонившись к стене и скрестив на груди руки. Эдуард встал и заговорил по-французски. Он произносил свою речь без всякой бумажки, но голос его звучал монотонно, словно он повторял старательно заученный урок, хотя на каждом шагу и делал ошибки:

— Граждане, гражданки, дорогие братья и сестры, я счастлив убедиться, что все вы горячо откликнулись на мой взволнованный призыв. Я уверен, что выражу чувства Его превосходительства горячо любимого шейха Баба Туры, нашего президента-освободителя, если от всей души поблагодарю вас за этот, прямо скажем, патриотический порыв. Делегат Африканского союза и я, ваш сосед и новый руководитель, — мы оба рады отметить, что вы, как и подобает всем честным и добросовестным гражданам, глубоко осознали свой долг: вы поняли, что те, кто в первую очередь пользуется многочисленными и явными преимуществами нашего освобождения — я имею в виду государственных чиновников, — беззаветно служат Его превосходительству горячо любимому шейху Баба Туре, неустанно помогая укреплять независимость, которая стоила нам столько крови и пота. Мы не признаем тех, кто отказывается поддерживать нашего президента-освободителя, тех, кто, уподобляясь коварным, ядовитым гадюкам, наносит вред нашему государству. Вам, вероятно, известны недавние постановления властей республики и решение Африканского союза — нашей великой партии-освободительницы: пусть уходят заблудшие — те, кто хочет черпать ложкой соус, а маниоку чистить не желает.

В данный момент я ничего от вас не требую, кроме посещения наших боевых собраний. Позже мы обсудим наши задачи и распределим обязанности. А пока попросим Каракалью сделать нам в следующую субботу доклад относительно позитивной политики Его превосходительства горячо любимого шейха Баба Туры. Ты не против, Каракалья?

Каракалья сидел молча, не поднимая глаз.

— Все ясно, он согласен, — заявил Эдуард. — Вот и прекрасно. Прежде чем мы разойдемся, я хотел бы поставить на голосование один вопрос: хотите ли вы, чтобы я стал секретарем Зомботаунской ячейки? Кто за — поднимите руку! Раз, два, три, четыре… десять, одиннадцать… шестнадцать, семнадцать… двадцать два, двадцать три, двадцать четыре… тридцать три, тридцать четыре… сорок два… пятьдесят семь… шестьдесят один… шестьдесят пять голосов «за». Теперь поднимите руку те, кто против. Кто же против? Никого? Хорошо, тогда поднимите руку те, кто воздержался. Нет воздержавшихся? Прекрасно. Значит, я избран генеральным секретарем Зомботаунской ячейки Африканского союза единогласно. Я от всей души горячо благодарю вас и обещаю впредь следовать указаниям Его превосходительства горячо любимого шейха Баба Туры, нашего президента-освободителя, чьим скромным помощником я являюсь. На сегодня собрание считаю закрытым, позвольте предложить вам прохладительные напитки.

Эдуард говорил теперь на банту, хотя на этом языке ему следовало бы изъясняться с самого начала; он громко объявил Перпетуе, что она может идти спать, добавив, что не следует освобождать от выполнения гражданского долга жену секретаря ячейки, в каком бы состоянии она ни находилась.

— Как только придешь домой, Перпетуя, — сказал он, — вели сразу же принести сюда два ящика с пивом.

Когда слуга-подросток, которого Эдуард нанял недавно, принес один за другим ящики с пивом, секретарь протянул каждому из присутствующих бутылку «Бофора». И хотя теперь оставаться и дальше в доме было совсем не обязательно, никто не спешил уйти. Люди не знали, как вести себя, ими владело желание безраздельно отдаться веселью и вместе с тем смущение, которое вызывает любая неясная ситуация, и страх, ибо всякий нормальный человек скорее предпочтет побрататься с разбойником, чем рисковать собственной жизнью. Среди смутного гула голосов выделялся довольный голос нового секретаря: с радостной улыбкой, умиротворенный, он вел беседу со своим соседом, делегатом районного комитета единой партии, очевидно, они обсуждали важные проблемы, связанные с будущностью нации.

Наблюдая вместе с остальными за своим мужем, Перпетуя испытывала двойственное чувство: он вызывал у нее восхищение и вместе с тем она не могла отделаться от чувства, похожего на презрение. Впрочем, в ту пору (то есть в августе-сентябре 1965 года) в Зомботауне, да и в Ойоло такого рода персонаж был в диковинку: ярый сторонник Баба Туры — с виду паяц, а на самом деле человек, населенный страшной властью, грабитель, в<х>руженный гражданским кодексом, смешная мартышка и зловещая горилла, преступник и жандарм — все вместе.

Вопреки желанию Эдуарда, Перпетуя теперь была освобождена от всякой работы — не только общественной, но даже; и домашней: она снова ждала ребенка и ее беременность достигла уже той стадии, когда любое усилие изнуряло ее. Она даже не смогла прийти на собрание, где Каракалья должен был превозносить политику Баба Туры. Вскоре у Перпетуи родился второй сын, и из-за родов она отсутствовала как раз в тот момент, когда наступила решающая фаза возвышения ее мужа: он организовал в Зомботауне торжественное шествие по случаю военного переворота, в результате которого был свергнут президент Ганы Кваме Нкрума, укрывавший в Аккре бежавших руководителей НПП. Своевременность и успех этой демонстрации, наделавшей много шума, произвели должное впечатление, в том числе и в самых высоких сферах.