Поминайте наставников ваших. Архимандрит Троице-Сергиевой Лавры Наум (Байбородин) в воспоминаниях современников - [21]
По окончании интернатуры Нина, по благословению отца Наума, переехала во Владимир, где работала в детской больнице микропедиатром — лечила новорожденных младенцев. Но во Владимире она задержалась ненадолго, потому что Батюшка то и дело отправлял ее в места, где требовался хороший организатор. Вскоре благословил он Нину ехать в Пюхтицы. Понимая, что прижиться среди людей с другим менталитетом будет непросто, отец Наум снова отправил ее в Дивеево, чтобы просить молитв у дивеевских стариц.
Она провела с матушками несколько часов. Во время обеда блаженная Анна вдруг взяла пустую банку из-под зеленого горошка с надписью GLOBUS, повертела ее в руках и раздраженно заметила:
— Все не по-русски написано! Все не по-русски написано! — с этими словами она отбросила банку в сторону.
Тогда Нина не придала ее словам большого значения. К тому же она спешила, надеясь успеть к вечернему поезду. Но матушка ее задерживала своими разговорами. Пришлось смириться, потому что уехать без благословения Нина не дерзнула. В какой-то момент она поняла, что на поезд все равно уже не успеет, и махнула рукой. Однако, приехав на Горьковский ж/д вокзал, узнала, что поезд опоздал на несколько часов. Она появилась на перроне прямо перед его прибытием.
Прощаясь с матушкой Анной, Нина спросила:
— Можно когда-нибудь снова к тебе приехать?
— К Настьке с Фроськой приедешь! — ответила старица.
То есть к монахиням Анастасии и Евфросинии, которые жили вместе с ней. И точно, когда Нина в следующий раз приехала в Дивеево, праведница Анна уже отошла ко Господу.
В Пюхтицах у Батюшки было много духовных чад как в самом монастыре, так и за его оградой. В монастырь молодых брать запрещалось, за этим строго следили и желающим иноческой судьбы чинили препятствия, например отказывали в прописке. Батюшка благословлял таких «кандидаток» селиться рядом с обителью, чтобы учиться монашескому образу жизни.
Нина устроилась врачом в местную больницу, а кроме того, опекала сестер из батюшкиных чад, живших возле монастыря. Они сами строили себе дома, выполняли тяжелые мужские работы, но при этом никогда не роптали, напротив, все делали с радостью и воодушевлением. Приезжала и я в Пюхтицы во время отпусков, чтобы потрудиться во славу Божию. Помню, как мы затаскивали наверх тяжеленные ведра с бетоном по приставной лестнице.
Медицинские заключения эстонские врачи, само собой разумеется, писали по-эстонски. Нину это раздражало, потому что она не знала языка. Тогда-то она и вспомнила тираду матушки Анны, прозорливо пародировавшую недовольную докторшу: «Все не по-русски написано!» И до нее дошел смысл преподанного ей «урока»: все перипетии судьбы надо принимать терпеливо, видя в них Божественный Промысл.
В частном доме прописаться было намного проще, чем в монастыре, но и здесь встречались почти непреодолимые препятствия. Начальницей паспортного стола в том районе была очень властная женщина. Ее побаивалась даже решительная Нина Комарова. Однажды, увидев чиновницу на улице, она мгновенно свернула за угол, только бы с ней не встречаться. Девчонки, приехав в Лавру, пожаловались Батюшке на эту «грозу Пюхтиц», что не дает им спокойно жить.
Старец ответил пространно:
— Скажите ей, пусть читает Псалтирь.
С тем они и ушли в недоумении с неразрешенной, как им казалось, проблемой. Разве можно оголтелой атеистке сказать такое?
Вдруг эту женщину поймали на взятке, в то время это было очень строго, и ей грозили большие неприятности. И она сама к ним пришла:
— Девочки, помогите!
Тут они и сказали:
— Читайте Псалтирь.
Она послушалась, и вопрос разрешился безболезненно для чиновницы. С тех пор отношения у них стали лучше некуда.
После Эстонии Батюшка благословил Нину переехать в Ярославль, трудиться псаломщицей при храме в поселке Песочном. Врачом она больше не работала. Естественно, приходили «товарищи» из органов, интересовались, почему она оставила профессию врача. На таких собеседованиях она держалась спокойно и просто.
Когда в 1992 году Русской Православной Церкви был передан Суздальский Покровский монастырь, Батюшка благословил инокиню Нину принять участие в возрождении древней обители. Вскоре владыка Владимирский и Суздальский Евлогий (Смирнов) постриг ее с именем София в честь преподобной Софии Суздальской и возвел в сан игумении.
Монастырь стал преображаться и с каждым годом становился краше, обретая прежние величие и силу, только мало кто знает, чего это стоило сестрам и прежде всего матушке игумении.
Помнится, когда Нина попала к Батюшке первый раз, он спросил ее:
— Тебе сколько лет?
— Двадцать шесть.
— Ну вот, половину жизни ты уже прожила, а может, и больше.
Нина подсчитала — 52 года. «Ну, когда это еще будет!» — подумала она.
И вот, когда приблизился этот возраст, у матушки Софии обнаружилось онкологическое заболевание. Она вспомнила слова Старца и стала готовиться к смерти — привела в порядок личный архив и прочее.
Но она была еще очень нужна Церкви, и Батюшка стал за нее сугубо молиться. Он приезжал в Суздаль и служил с сестрами молебен о здравии игумении Софии. Одна из монахинь после рассказывала:
