Поминальный вечер - [2]

Но сегодня другие мысли лезут в голову старой Брохе — мысли о том, что Эстер потеряла эту веру и что только она одна, старая мать, все старается себя убедить, — мол, вернется еще в ее дом счастье вместе с вестью от горячо любимого сына.

Бесшумно открылась дверь, и в комнату проскользнул внук Брохи Семка — смуглый, остроносый мальчонка с длинными худыми руками и озорными глазенками.

— Поди, поди сюда, мой мальчик, — позвала его Броха, — где это ты был, мой ненаглядный?

Но Семка не ответил — как завороженный смотрел он на тихо мерцавшие свечи, не в силах отвести восхищенных глаз.

— Бабушка, зачем ты свечи зажгла? — спросил он Броху.

— Сегодня годовщина смерти твоего папы. У нас в обычае зажигать свечи, чтобы помянуть покойника, — серьезно, как взрослому, объяснила Броха.

Семка был не по летам понятливым мальчиком.

— Так ведь свечи скоро погаснут. Что же, погаснут они и мы забудем папу? Нет, надо придумать что-нибудь другое, что бы всегда напоминало о нем.

— Ну, а что бы ты придумал, мой мальчик? — спросила Броха, поднимаясь со скамейки. — Самое главное — не забывай своего папу, помни его всегда.

Брохе хотелось излить перед внуком душу, пожаловаться ему — обидно ей, горько, что его мать в этот поминальный вечер не нашла свободной минутки, чтобы зайти к бабушке и вместе с ней помянуть отца.

Броха подошла к стоящему посреди комнаты внуку, взяла его за руку и подвела к комоду, на котором стояли поминальные свечи, а рядом с ними — фотография Вениамина, присланная им с фронта незадолго до гибели.

Мальчик, как и каждый раз, когда бывал в комнате бабушки, жадным, пристальным взглядом уставился на карточку.

— Правда, бабушка, я похож на папу? — спросил он.

— Правда, родной мой, правда, — ответила Броха, погладив внука по голове, — маленьким он был совсем такой, как ты.

— Такой, как я? Правда, бабушка? А когда я вырасту, я тоже буду таким, как папа?

— Если будешь хорошим.

— А какой он был, мой папа? Расскажи, бабушка. Я так люблю слушать, когда ты говоришь о нем!

— Он был преданным сыном и всегда меня слушался.

— А разве я не слушаюсь мамы?

— Конечно, слушаешься. Только твоя мама…

Семка насторожился, выжидая, что же бабушка скажет о маме. Но Броха сразу умолкла, будто язык прикусила. Она вспомнила, как однажды, не подумав, сказала внуку, что мать приведет к ним в дом другого папу и сделает его, Семку, пасынком. С тех пор внук не дает бабушке покоя, все допытывается, что это значит — пасынок.

Вспомнив это, Броха постаралась замять неприятный разговор.

— А где твоя мама? Разве она забыла, что сегодня годовщина смерти твоего папы? — спросила она внука.

— Мама, кажется, ушла с дядей Меером, я их с раннего утра не видел, — ответил Семка.

— Стало быть, твоя мама с дядей Меером ушла на весь день, а заглянуть на минутку сюда, чтобы папу помянуть, так и не удосужилась, — сказала внуку Броха, и снова острая боль ужалила ее сердце.

— А может, она занята, — попробовал выгородить свою маму Семка.

Но Броха только рукой махнула, пробормотав про себя:

— Занята! Только чем занята…

Печальная стояла она около внука, переводя с него рассеянный взгляд на карточку сына. И тут ей снова бросилось в глаза их поразительное сходство. И на мгновение почудилось Брохе, что не внук, а маленький сын ее Вениамин стоит рядом с ней. И, крепко прижав мальчика к груди, она прошептала:

— Мальчик мой, радость моя единственная!

Но тут же Броха спохватилась, будто очнулась от сладкого несбыточного сна:

— Свечи! Поминальные свечи!

С глубоким вздохом она отошла к окну и вдруг за невысоким плетнем увидела двух военных, подходивших к ее дому.

«Кто бы это мог быть?» — подумала она и быстро вышла на крыльцо.

— Разрешите войти? — предупредил готовый сорваться с ее губ вопрос офицер — белокурый, уже не первой молодости человек с тремя звездочками на погонах.

— Входите, пожалуйста, милости просим, — отозвалась Броха. — А кто вам нужен?

— Думаю, что вы, — ответил офицер и с этими словами первым вошел в переднюю, дверь которой Броха гостеприимно распахнула перед неожиданными гостями.

— Раздевайтесь, — сказала Броха, указывая на вешалку.

Вслед за офицером вошел солдат. Это был крепкий и ладно скроенный парень с обветренным лицом, на котором особенно задорно выглядел небольшой вздернутый нос.

Солдат сбросил с себя шинель, повесил ее, положил в угол заплечный мешок и вошел в горницу следом за офицером, который прихватил с собой походную сумку.

Броха пододвинула гостям стулья, они сели и, окинув комнату внимательным взглядом, сразу обратили внимание на стоявшую рядом со свечами фотографию.

— Это мой сын, — сказала Броха, — он погиб на войне, и сегодня как раз годовщина его смерти.

— Мы это знаем, — откликнулся офицер.

— Знаете? Откуда вы знаете? — изумленно переспросила Броха.

— Да мы из того же полка, в котором служил ваш сын Вениамин Шейнгарт, — сказал офицер.

— Вы из полка Вениамина? Что же вы сразу не сказали? Может быть, вы что-нибудь скажете о нем? Может быть, вы привезли какую-нибудь весточку? — нетерпеливо закидала гостя вопросами Броха.

— Ваш сын па вечные времена занесен в списки нашего полка, — ответил офицер. — Во время вечерней поверки вместо вашего сына откликается вот этот самый солдат — правофланговый Коробов.