Поместья Корифона. Серый принц - [8]

Как раз в этот момент один из лакеев-эрджинов вошел в приемный зал, толкая перед собой тележку-этажерку с посудой. Оглянувшись через плечо, Шайна невольно отшатнулась: «Как вы не боитесь? Самец, чуть не сожравший Кельсе, был не больше! Пожалуй, даже поменьше этого».

«Моя бы воля, — отозвался Кельсе, — я бы их всех перестрелял».

В голосе Глинты Избейн появилась неприятная резкость: «Если они разумны, это было бы убийством. Если нет, это было бы просто жестокостью».

Кельсе пожал плечами и отвернулся. Джерд Джемаз, недавно прибывший и уже несколько минут следивший за разговором со стороны, нарушил молчание: «У нас есть основания бояться эрджинов. У вас, по-видимому, их нет. Кстати, в Оланже почему-то не заметно ни одной партии или группировки, требующей освободить эрджинов, укрощаемых ульдрами-наездниками».

«Вот и основали бы такую партию!» — отрезала Глинта Избейн.

Эррис Замматцен усмехнулся: «Причины, по которым профессиональные гильдии активно поддерживают организацию висфера Глиссама, очевидны: эрджины сбивают цены на труд. Сам висфер Глиссам, надо полагать, руководствуется иными побуждениями».

«Разумеется. Хартия Ойкумены запрещает рабовладение, а эрджины порабощены. В Оланже их, по меньшей мере, не подвергают жестокому обращению. В Уайе дела обстоят по-другому. А ветроходы, о чьей неблаговидной роли все предпочитают не вспоминать, — просто-напросто работорговцы!»

«Или дрессировщики, если с их точки зрения эрджины — не более чем сообразительные твари».

Шайна не выдержала: «Не понимаю, как им удается укрощать эрджинов. По-моему, это должно быть невозможно в принципе. Эрджины — злобные, безжалостные чудовища, люто ненавидящие всех людей!»

«Сим и Слим совершенно безобидны, — возразила Вальтрина. — Почему это так и каким образом их укротили? Не имею ни малейшего представления».

Сим, напоминавший мохнатого великана в роскошной ливрее, снова проходил мимо. Встретившись глазами с непроницаемым оранжевым свечением, исходившим из-под рыжеватых пучков «бровей», служивших эрджину оптическими рецепторами, Шайна поежилась — у нее возникло отчетливое ощущение, что дрессированный лакей прекрасно понимает происходящее: «Может быть, Сим предпочел бы никогда не попадаться в руки ветроходам. Никто не знает, как они одомашнивают эрджинов. Холостят? Лоботомируют? Гипнотизируют? Просто бьют, пока те не привыкают подчиняться людям?»

«Спроси его!» — любезно предложила Вальтрина.

«Меня не учили с ними объясняться».

Контральто Вальтрины стало высокомерным и беззаботным: «Так о чем же ты беспокоишься? Мои эрджины могут уйти, когда им заблагорассудится. Я не держу их на цепи. Знаешь, почему они работают? Потому что вилла Мирасоль им нравится гораздо больше, чем пустынные нагорья Уайи. И никто не жалуется — кроме Ассоциации профессиональных гильдий, усматривающей в эрджинах угрозу их невероятно завышенным ставкам заработной платы!» Вальтрина д’Арабеск надменно кивнула, подчеркивая неоспоримость своего суждения, и прошествовала в противоположный конец зала, где еще одна оживленно беседующая группа окружила пару серокожих кочевников.

Джерд Джемаз изрек, не обращаясь ни к кому в частности: «Нельзя сказать, что вся эта болтовня — пустая трата времени. По-видимому, для многих такое времяпровождение превратилось в пристрастие, доставляющее удовольствие, сходное с утолением голода».

Глинта Избейн соблаговолила дать ледяной ответ: «Слова — средства передачи идей. Идеи — компоненты осмысления мира».

Джемаз ухмыльнулся: «Вы, вероятно, даже не догадываетесь, что дали очень любопытную оценку происходящему».

Глинта Избейн демонстративно отвернулась и направилась туда же, куда раньше, как магнитом, притянуло Вальтрину д'Арабеск. Джемаз и Кельсе возвратились к буфету, и Алджер снабдил их прохладительными коктейлями. Шайна заинтересовалась парой алуанских светильников, высеченных из красного кремнистого известняка в характерном для кочевников стиле дерзкой асимметрии. Эльво Глиссам оказался рядом: «Вам нравятся эти лампы?»

«Любопытные поделки, — сказала Шайна. — Но лично я не стала бы держать такой светильник у себя дома».

«Даже так? На мой взгляд, ульдры выражают преклонение перед безрассудной отвагой, нарочито пренебрегая правильностью форм».

Шайна неохотно кивнула: «Надо полагать, во мне не изжиты предрассудки детства. В Рассветной усадьбе ульдрам приписывали капризную рассеянность, неуравновешенность, диковатую самонадеянность. Теперь я понимаю, что для кочевников единообразие и гармония — своего рода признаки раболепия, подчинения правилам, установленным другими. В беспорядочности форм они находят выражение своему индивидуализму».

«Возможно, с их точки зрения упорядоченность, свидетельствующая о внутренней дисциплине, заключается в чем-то другом — например, в очевидной трудоемкости обработки поверхностей».

Шайна поджала губы: «Сомневаюсь, что ульдры рассуждают столь прямолинейно. Кочевники — в особенности вольные ульдры — заносчивы и бесцеремонны. Агрессивные выходки считаются у них в порядке вещей. Подозреваю, что их поделки относятся к разряду таких выходок. Ульдра, высекающий каменный светильник, тем самым говорит пришлому покупателю: „Что хочу, то и делаю, мне никто не указ. Не нравится? Найди себе другую лампу“».