Поместье. Книга I - [141]
— Вы кто такая?
— Верни мне моего мужа, сука, или мозги вышибу! — Мирьям-Либа сама удивилась своим словам и переполнившей ее силе. Бобровская открыла рот, казалось, она сейчас закричит.
— Кто вы, чего вам надо?
Послышался скрип кровати, и из спальни появился Люциан, в чем мать родила, только цепочка с крестиком на шее.
— Кто там?
— Твоя жена, — ткнула Бобровская пальцем. Ее круглое лицо с зеленоватыми глазами и вздернутым носом показалось Мирьям-Либе очень похожим на свиное рыло.
— Чего приперлась? — спокойно спросил Люциан, будто не произошло ничего необычного. Мирьям-Либа посмотрела на него, такого родного и такого чужого. Он похудел, ребра торчат. На узкой груди — пучки рыжеватых волос. Мирьям-Либа вспомнила полузабытое слово — «шейгец»[164]. Люциан был похож на какое-то животное, которое она давно видела в цирке или у уличного дрессировщика.
— Меня из квартиры выселили. Вещи выкинули во двор.
— Выселили? Когда?
— Сегодня утром.
— Пани может остаться здесь, — вдруг отозвалась Бобровская.
— Заткнись, — бросил Люциан.
Он немного подумал.
— Пойду оденусь.
И скрылся в темной спальне.
— Пусть пани присядет, вот стул, — сказала Бобровская.
Мирьям-Либа не ответила. Отошла к двери и прислонилась к косяку. В комнате стояли швейная машина и обшарпанный манекен, на стенах висели платья и деревянные лекала. На столе — ножницы и утюг. На глинобитной печке стоял горшок, из него торчал половник. Пахло дымом и свиными шкварками. В углу — икона с ликом Иисуса, под ней горел красный огонек лампадки. Бобровская вынула ноги из таза.
— Пусть пани меня простит. Здесь такой беспорядок…
— Мне-то что?
— Где пани будет искать ночлег? Я к соседке пойду или еще куда-нибудь…
Мирьям-Либа молчала. Впервые в жизни она была готова на самый отчаянный поступок, но столкнулась со страхом и покорностью. Ее взгляд упал на босые ступни Бобровской. «Какая гадость!» — подумала Мирьям-Либа. Большие пальцы были толстыми и длинными, как у мужчины, остальные налезали друг на друга. «Еще и бородавки на лице! И он поменял меня на такую уродину». Вдруг раздался пронзительный крик. Мирьям-Либа не сразу поняла, что это попутай. Где он, в другой комнате или где-то в углу, в тени? Птица несколько раз визгливо выкрикнула одно и то же слово, которого Мирьям-Либа не разобрала.
— Это попугай, — пояснила Бобровская. — Эй, замолчи!
Вновь появился Люциан. Теперь он был в светлом костюме и соломенной шляпе, с тростью в руке — настоящий франт.
— Ну, пойдем. Пока, Эльжбета. Тут такое дело…
— До свидания, — помедлив, ответила та.
— Давай, вперед!
Муж и жена спустились с крыльца, пересекли двор и вышли на улицу. Мяукали кошки, где-то плакал ребенок. Ночная Желязная уходила вдаль. Изредка доносились свистки паровозов и лязг буферов: неподалеку был Венский вокзал. Мирьям-Либа решила, что не заговорит первой. От последних событий она словно оглохла. Утром мебель выставят на продажу. Короткий сон в доме раввина и приободрил Мирьям-Либу, и в то же время притупил чувства. Так иногда бывает после зубной боли или после родов. Люциан хотел взять ее под руку, но она не позволила. Она прошла с ним через ад, осталась из-за него без куска хлеба, застала его голым в доме любовницы, но она не злилась. Мирьям-Либа будто разучилась и огорчаться, и стыдиться. Она шла за ним, как идут жены за мужьями-пьяницами и преступниками. Надежда погасла в ее сердце, как свет в ночных окнах, но Мирьям-Либа понимала, что страдает не так сильно, как может показаться со стороны. Ей по-прежнему хорошо дышать, идти, слышать звук своих шагов. И правда, нет худа без добра. Мирьям-Либа вспомнила жену раввина, которая положила ее на кровать и куда-то исчезла. Потом подумала об Эльжбете. И что он нашел в этой старой бляди?.. Наверно, он тоже решил, что будет молчать, но Мирьям-Либа все равно не собиралась начинать разговор. Так, молча, они прошли Гжибовскую, Луцкую, Простую. На Панской он повернул налево. Наверно, «домой», туда, откуда их выселили. Как глупо, дико, бессмысленно! До Обозной еще далеко, но Мирьям-Либа не устала. Зато теперь она не боится полиции! Пусть ее арестуют! Она даже смерти не боится. Нисколечко.
— Который час? — наконец-то нарушил молчание Люциан. Он достал из кармана жилетки часы, подошел к фонарю и сам же ответил:
— Двадцать пять второго.
6
Люциан долго стучал в ворота, пока дворник не открыл. Во дворе было темно, тишина отражалась от кирпичных стен, падала с усеянного звездами, словно где-то в степи, квадрата неба над головой. В углу чернела вынесенная мебель: стол, комод, кровати и платяной шкаф. Странно вот так, с вещами, оказаться на улице. Люциан вспомнил о цыганах, кочевниках, беженцах, о войне. Он выдвинул ящик, нашарил в нем ключ, отпер другой ящик, достал оттуда пистолет и спрятал в карман.
— Мариша, давай постельное белье заберем!
— Как? Квартира опечатана.
— Пломбу можно и сорвать.
— Не надо, Люциан. За это три месяца дают.
— Пусть меня сначала поймают.
Люциан поднялся по лестнице, нашел в темноте пломбу и принялся крутить проволоку, на которой она висела. Он дергал то вправо, то влево, но проволока оказалась чертовски прочной. Люциан рванул изо всех сил, и кусок свинца остался у него в руке. Он отпер дверь ключом. Квартира была совершенно пуста. Скоро глаза Люциана привыкли к темноте, и, похоже, понемногу начало светать, слабый серый свет потек по стенам и потолку. Люциану захотелось громко крикнуть, чтобы услышать эхо. Он шагал по комнате, обдумывая свое положение. И влип же он! У него три женщины: Мариша, Бобровская и Кася, и нет ни заработка, ни жилья. Детей забрала Фелиция. Касин ребенок, Борек, у вонючей старухи. Люциану уже за тридцать, а у него ни профессии, ни цели в жизни. Ест в дешевой столовой, служит статистом, получает по два злотых за спектакль. Живет, как собака, как свинья! А что делать? Опять на мебельную фабрику? Его не возьмут, да и платят там очень мало. Сейчас такое время, мужики со всей Польши бегут в города, рабочая сила ничего не стоит. К тому же у него для физической работы не хватает ни здоровья, ни терпения.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Когда я был мальчиком и рассказывал разные истории, меня звали лгуном, — вспоминал Исаак Башевис Зингер в одном интервью. — Теперь же меня зовут писателем. Шаг вперед, конечно, большой, но ведь это одно и то же».«Мешуга» — это своеобразное продолжение, возможно, самого знаменитого романа Башевиса Зингера «Шоша». Герой стал старше, но вопросы невинности, любви и раскаяния волнуют его, как и в юности. Ясный слог и глубокие метафизические корни этой прозы роднят Зингера с такими великими модернистами, как Борхес и Кафка.
Выдающийся писатель, лауреат Нобелевской премии Исаак Башевис Зингер посвятил роман «Семья Мускат» (1950) памяти своего старшего брата. Посвящение подчеркивает преемственность творческой эстафеты, — ведь именно Исроэл Йошуа Зингер своим знаменитым произведением «Братья Ашкенази» заложил основы еврейского семейного романа. В «Семье Мускат» изображена жизнь варшавских евреев на протяжении нескольких десятилетий — мы застаем многочисленное семейство в переломный момент, когда под влиянием обстоятельств начинается меняться отлаженное веками существование польских евреев, и прослеживаем его жизнь на протяжении десятилетий.
Эти рассказы лауреата Нобелевской премии Исаака Башевиса Зингера уже дважды выходили в издательстве «Текст» и тут же исчезали с полок книжных магазинов. Герои Зингера — обычные люди, они страдают и молятся Богу, изучают Талмуд и занимаются любовью, грешат и ждут прихода Мессии.Когда я был мальчиком и рассказывал разные истории, меня называли лгуном. Теперь же меня зовут писателем. Шаг вперед, конечно, большой, но ведь это одно и то же.Исаак Башевис ЗингерЗингер поднимает свою нацию до символа и в результате пишет не о евреях, а о человеке во взаимосвязи с Богом.«Вашингтон пост»Исаак Башевис Зингер (1904–1991), лауреат Нобелевской премии по литературе, родился в польском местечке, писал на идише и стал гордостью американской литературы XX века.В оформлении использован фрагмент картины М.
Исаак Башевис Зингер (1904–1991), лауреат Нобелевской премии, родился в Польше, в семье потомственных раввинов. В 1935 году эмигрировал в США. Все творчество Зингера вырастает из его собственного жизненного опыта, знакомого ему быта еврейских кварталов, еврейского фольклора. Его герои — это люди, пережившие Холокост, люди, которых судьба разбросала по миру, лишив дома, родных, вырвав из привычного окружения Они любят и ненавидят, грешат и молятся, философствуют и посмеиваются над собой. И никогда не теряют надежды.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.
В этом романе Хаима Граде, одного из крупнейших еврейских писателей XX века, рассказана история духовных поисков мусарника Цемаха Атласа, основавшего ешиву в маленьком еврейском местечке в довоенной Литве и мучимого противоречием между непреклонностью учения и компромиссами, пойти на которые требует от него реальная, в том числе семейная, жизнь.
Исроэл-Иешуа Зингер (1893–1944) — крупнейший еврейский прозаик XX века, писатель, без которого невозможно представить прозу на идише. Книга «О мире, которого больше нет» — незавершенные мемуары писателя, над которыми он начал работу в 1943 году, но едва начатую работу прервала скоропостижная смерть. Относительно небольшой по объему фрагмент был опубликован посмертно. Снабженные комментариями, примечаниями и глоссарием мемуары Зингера, повествующие о детстве писателя, несомненно, привлекут внимание читателей.
Роман «Улица» — самое значительное произведение яркого и необычного еврейского писателя Исроэла Рабона (1900–1941). Главный герой книги, его скитания и одиночество символизируют «потерянное поколение». Для усиления метафоричности романа писатель экспериментирует, смешивая жанры и стили — низкий и высокий: так из характеров рождаются образы. Завершает издание статья литературоведа Хоне Шмерука о творчестве Исроэла Рабона.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.