Помело для лысой красавицы - [37]

Братец молча вливал в себя коньяк.

Тут раздался звонок и я встрепенулась.

— Ой, Женя, минуточку, кто-то пришел!

И я побежала в прихожую.

На пороге стоял донельзя несчастный Серега.

— Привет, — сказал он. — Поговорить надо.

— О, какие люди! — заулыбалась я. Сереге я всегда рада, он меня любит потому что. Причем без приворотов. — У тебя чего — то стряслось?

Он молча кивнул, пряча взгляд.

Почему-то в тот момент меня кольнула острая жалость к нему. Серега, недавно ставший очень преуспевающим художником, сейчас был похож на воробья, побитого жестокими мальчишками. Маленький, худенький, весь какой — то взъерошенный.

— Ну проходи, проходи, — схватила я его за руку.

Он зашел, проходить далеко не стал, так и мялся у порога.

— Магдалин, — начал он, — я даж не знаю как сказать…

— Да проходи ж ты! — досадливо сказала я. — Что ты мне церемонии китайские устраиваешь! Как есть, так и говори!

Он еще ненамного продвинулся, оперся рукой о столик, открыл рот, собираясь что-то сказать, и тут раздался тихий треск и лицо его внезапно исказилось.

— Что за черт, — завопил он, дергая рукой.

— Это не черт, а стеклянная елочная игрушка, которую мне Макс из Баварии привез, — с укором сказала я. — Брысь в ванную, промой рану и возьми аптечку в шкафчике, перевяжись.

Серега пошел в ванную, а я направилась в кухню. Братца пора выпроваживать, сведений с него никаких, а еще пристает.

Не успела я пройти и двух шагов, как снова прозвенел звонок.

Вот черт, не дадут мне спокойно помереть.

Я процокала каблучками до двери, открыла и слегка удивилась.

На пороге стоял и застенчиво смотрел на меня Вишневский.

— Привет? — неуверенно произнес он.

— Привет! — нахмурилась я. У меня тут братец, не хотелось бы чтобы Вишневский узнал про мои проблемы. — А ты чего не позвонил?

— Я звонил как-то, ты меня послала. Мне уйти? — тут же насупился он.

Я посмотрела на него и поняла — если он сейчас уйдет, то это будет все. А он мне нужен.

— Проходи, — со вздохом посторонилась я.

Он зашел, взгляд его упал на корзиночку с цветами и он индифферентно поинтересовался:

— Это от кого?

— А, это так… — махнула я рукой.

— Это от меня, — выполз из кухни дошедший до кондиции братец. После чего он обвиняющее посмотрел на меня и хозяйским тоном спросил: — Это что еще за хмырь???

— Вот как? — поднял бровь Вишневский.

— Так, Женя, — железным тоном сказала я. — С тобой мы на сегодня закончили, если что звони!

— Выгоняешь? — пьяно удивился он. — Вот все вы такие, как бабки сосать из мужика, так со всей душой!

Я мельком подумала, что зря я его поила все же, а сама уже вовсю подталкивала к двери, накидывая ему на плечи куртку.

Тут дверь, которую я видать забыла запереть после Вишневского, распахнулся и раздался молодецкий голос Корабельникова:

— Здорово, Марья! А я на обещанный ужин со стриптизом!!! Ууу, я смотрю, у тебя народу полно, выпереть их или группен-секс устроим?

Я посмотрела на его лицо, довольное собственной шуточкой, потом на вытянувшееся лицо Вишневского, с ужасом взиравшего на это, села на пуфик и заржала.

— Корабельников, — давясь смехом, наконец сказала я, — тут некоторые люди не понимают твоих шуток, будь добр, объясни природу наших чистых платонических отношений!

— А! — почесал он в затылке. — Ну в общем мы с одного двора, она мне с математикой помогала, а я ее лупил иногда.

— За что? — спросил недоуменно Вишневский.

— Так мелких шмакодявок лупить положено, для их же пользы, а она меня на два года моложе, — объяснил он.

— Корабельников!!! — возмутилась я. — Тут бойфренд мой находится!

— Да? — Витька подозрительно оглядел окружающих и спросил: — И кто ж у нас тут бойфренд?

— Я, — одновременно сказали Вишневский и братец.

После чего нехорошо уставились друг на друга.

— Евгений! — ледяным голосом сказала я. — Вас внизу машина ждет!

— Подождет! — задиристо отмахнулся он и повернулся к Вишневскому. — Это значит ты, да? Ты бойфренд? А я может, женюсь на ней!

— А я значит никто и звать меня никак, да? — раздался несчастный Серегин голос. Все повернулись к нему, я отметила, что он руку перевязал. — Ладно, понял, чего уж тут не понять.

— Сережа, подожди, — вцепилась я в него.

— Да ладно, — взглянул он на меня красными глазами и шмыгнул носом. — Вон у тебя сколько бойфрендов, что тебе какой-то сосед!

Он отцепил мою руку и ушел, аккуратно притворив дверь.

— Женюсь и в Америку увезу, — тупо повторил братец. — Тааакие ноги!

И тут я взбеленилась.

— Пшел вон, алкоголик чертов! — завопила я, махом выставляя его за дверь. Подумав, решительно схватила корзинку и швырнула ему вдогонку.

Потом села на пуфик, абсолютно расстроенная и спросила Витьку:

— Чего делать-то? Зря Серегу ведь обидели!

— Да поговоришь с ним завтра, навешаешь лапши побольше, он тебе как всегда и поверит, — сочувственно сказал Витька.

— Так, ладно, я пошел отсюда, — решительно сказал Вишневский.

— Стоять! — рявкнула я. — Еще с тобой потом объясняться! Давай уж сразу — тебя чего именно не устраивает, а?

— Да нет, меня все устраивает, кроме того что я тут явно лишний! — задрал он подбородок.

— И с чего ты это взял? Я тебе что, это сказала?

— Она такая, она сразу если что, в глаза, мол, пшел вон, — кивнул Витька в направлении траектории изгнания братца.