Полюс вечного холода - [36]

Оказалось, у Эджены был еще один соглядатай. Он прижимался к скале, стараясь оставаться незаметным, однако Вадим не только увидел, но и распознал его. Он поднялся, нащупал под шинелью «дерринджер» и вышел в лунный отсвет. Повернулся к филеру всем корпусом и произнес полушепотом:

– Мое почтение, Федор Федорович. Вечерний променад?

Глава VI, представляющая читателю товарища Забодяжного в новой ипостаси

Охотник за золотом стушевался, но совсем непродолжительно.

– Шустрый ты! – проскрипел он, как и Вадим, на пониженных тонах. – А я вот подмогнуть тебе надумал. Мало ли… Проводишь дамочку до середины пути, а потом застесняешься и назад повернешь. А я не стеснительный. И проследил бы, и подглядел… Так и вышли бы на ее лабаз. А заодно и на лабазника.

Зубоскальный говорок Федора Федоровича претил Вадиму. Но до поры надо было держать себя в руках, и он ограничился шпилькой:

– «Проследил бы»… Топаешь как слон.

Это была неправда, и Федор Федорович заулыбался:

– Ладно, не гунди. Идем-ка, выясним, куда наша фея запропастилась.

Они приблизились к ветле, Вадим раздвинул тальник. Как он и ожидал, Эджены не было. Дремотные волны Лабынкыра обсасывали галечник.

– М-да… – протянул Забодяжный. – Улетучилась, как эфирное масло. Но кое-что оставила.

Он запустил руку в куст и вытащил оттуда сложенное в несколько раз платье с нашитыми бисеринками. Здесь же отыскались и сапожки, и фартучек, и суконная шапчонка. Похоже, Эджена совершенно избавилась от одежды, если не считать нижнего белья. Впрочем, Вадим не был уверен, что полудикие тунгусские женщины носят трусики и бюстгальтеры.

Федор Федорович растянул платье на вытянутых руках, зачем-то помахал им.

– Вот же бензоат натрия… Куда это она могла нагишом отбыть? – Он посмотрел на атласного цвета озерную воду. – Разве что туда? Но там же колотун собачий…

В голову Вадима червячком прогрызлось похабное желаньице: увидеть Эджену, когда она совлекала с себя все эти уборы. Он поджал губы и отогнал непотребство. Взамен вспомнилась народная сказка: про то, как царевна лягушачью кожу сбрасывала. А что, если и Эджена, раздевшись донага, превращается в кого-нибудь другого? В рыбу, например…

Тьфу! Что за дрянь приходит на ум… Прогоняя наваждение, Вадим отнял у Забодяжного найденные аксессуары и положил их на место.

– Ничего не трогай. Пусть останется как было.

– Стратег! – похвалил Федор Федорович. – Шурупишь… Девчонка не должна знать, что мы в ее обносках рылись. Айда до хаты, а то нас уже Герка с фрицем заждались.

К землянке шли изученной Вадимом тропой. Он, как всевидящий и всеслышащий, шел впереди, Забодяжный не отставал. В радиусе километра или двух наличествовали звуки, не вызывавшие беспокойства: опадали листья, поторапливался припозднившийся заяц, похрустывал ледок под волчьими когтями. Досчитав про себя до ста, Вадим перестал идти. Не ожидавший остановки Забодяжный налетел на него, забранился:

– Ты чего… твою двуокись? Кого увидел?

– Никого. Хочу с тобой переговорить, а здесь самое то. Помех не будет.

Федор Федорович уловил в голосе Вадима ноты, каких раньше не было, и ответствовал с некоторой напряженностью:

– Говори… Это насчет золотишка, что ли?

– Насчет тебя. Ты ведь не тот, кем представляешься.

– А кто же?

– Убийца.

Забодяжный дрогнул, но не от испуга или неожиданности, а от смеха.

– Я? Ну, да… Пристрелил гниду, когда нас в пещере прищучить хотели. А ты бы как поступил? Вышел и сказал: «Ребятушки, давайте мириться»?

– Я не про то. За озером, недалеко от норы, где мы тебя нашли, я курган видел. Земля еще липкая была, не просохла… А под ней – тот, кого ты кокнул. У него черепушка р-размозжена.

– Почем знаешь, что это я его?..

– А кому еще? Судя по его р-рукам, р-радиоактивную жилу вы с ним вместе р-разрабатывали. А после что? Добычу не поделили, и ты его «мондрагоном» по тыкве?

Забодяжный перестал хохмить, принял сосредоточенный вид и подвел Вадима к поваленной сосне.

– Присядь. Раз пошло такое окисление, обсудим… Но для разгона ответь мне: ты и этот твой колбасник – из ОГПУ?

– Положим, так, – сказал Вадим, прикинув, что если перед ним грабитель с большой дороги, то лучше играть в открытую. Какого-нибудь исследователя или переписчика урыть – плевка не стоит. А марать себя убийством представителя всесильных органов – это вам не семечки лузгать.

– Так и знал, что ты мне лапшу вешаешь про научную экспедицию. С твоими талантами только в спецагенты… – Федор Федорович снова засиял улыбкой и неожиданно протянул руку. – Приветствую, коллега.

– Какой я тебе коллега? – Вадим отшатнулся, задетый вопиющей беспардонностью. – На Лубянке таких коллег знаешь куда отправляют?

– Не знаю, как у вас на Лубянке, а у нас на Знаменке кадры вроде меня – на вес золота.

Упомянув про золото, Забодяжный не удержался от смешка. Вадим очумело выпялился на него. На Знаменке располагался Штаб Красной Армии. Но какое отношение к нему имеет этот босяк?

– Я из Разведупра, – бросил Федор Федорович главный козырь. – Прибыл сюда по распоряжению Яна Карловича Берзина. Вот тебе и гелий с калием.

Четвертое управление РККА, которое по привычке называли Разведупром, считалось самым засекреченным подразделением Советских Вооруженных сил. Оно вело свою историю с первого послереволюционного года, когда при Реввоенсовете был создан отдел, координирующий деятельность полевых разведчиков. За восемь лет управление окрепло, получило дополнительные функции и успешно зарекомендовало себя в Гражданскую войну. Ян Берзин, уроженец Латвии, руководил им с двадцать четвертого, а получил он эту должность во многом потому, что еще недавно половину агентов разведки СССР составляли латыши и эстонцы. Со временем картина менялась, и разросшийся штат Разведупра стал многонациональным, что способствовало более эффективной работе на окраинах страны.