– Что же, ты ответил достойно, мой Моргаут, – сказал король, принимая юную Весну на седло. – И оплатил мне, как и другим, все протори. А как насчёт тебя самого? Слыхал я, что ты бы отдал всё в подлунном мире, лишь бы бежать у моего стремени подобно верному боевому псу. Это правда, Кабаль?
Я хотел сказать, что нет, но он и так это понял. И прекрасно знал, почему.
Нельзя исчерпать никакие долги до конца.
Небеса закрылись. Церковь оплотнилась и загустела вокруг тех, кто остался, величавые звоны заглохли. Еле можно было разобрать утешительные слова, которые Блэз говорил Валентине, что держала на руках грустного толстенького Бонами. Пройдя опушкой леса, я свернул и подрылся под ограду из песчаника, сложенного всухую, – большого труда это не потребовало, хотя прежний лаз был рассчитан на собаку несколько меньшего роста и объёма. Тропинка привела меня к заброшенной конуре, в которой, на моё счастье, было сухо и не так уж скверно пахло: деревом, прокалённым на солнце, сосновой смолой и мышами. Свернулся в клубок, утешая себя, что это временно.
Бонами ещё на подходах к штакетнику сорвался с рук и бойко потрусил по следу: я так думаю, он мигом вник в самую суть вопроса – обмануть такой совершенный нюх на всё человечье, как у него, весьма трудно. Подбежал к будке и трепетно обнюхал мою суровую усатую морду, а потом со звонкой радостью залаял навстречу новой хозяйке, бодро потряхивая тугим хвостиком.
– Тихон! – ахнула Валентина, роняя перед нашими носами эмалированную миску с кормом. – Тишенька мой вернулся!
Что же, всякому – своё счастье. И каждый из нас должен выполнять свой урок: Блэз – благовестить новым обитателям, Валентина – обихаживать потерянные души, а мы с приятелем…
Мы будем возмещать миру нехватку любви.
