Полынь - [10]

Лишь удалось узнать.

Что мальчугана — Семой,

Девчушку — Таней звать.

Постановили с лёту

(Нет, надо же суметь!)

«Войною» и «Пехотой»

Именовать их впредь…

Вторая мировая,

Ты все-таки живешь!

Права я, не права я,

Но в сердце мне, как нож,

Когда промолвит кто-то,

Добавив имена:

«Фамилия — Пехота,

Фамилия — Война».

В ДАЛЬНЕМ УГОЛКЕ ДУШИ

Леониду Кривощекову, однополчанину, ныне писателю

Как он отглажен, все на нем блестит —

Нет, вы на фото только поглядите:

Мой командир санвзвода Леонид,

Что в переводе значит «победитель».

Тебя другим видала, командир,

Я после контратаки отраженной:

В шинелишке, светящейся от дыр,

Осколками и пулями прожженной.

В одной траншее нас свела война.

Тебе — за двадцать, ну, а мне —

                                                        под двадцать.

Была в тебя по-детски влюблена:

Теперь могу в таком грехе признаться.

И, может, чище не было любви.

Чем в этой грязной и сырой траншее…

Ах, юность, юность! — только позови:

Я сразу бросилась бы к ней на шею.

И сразу стала бы такой смешной —

До глупости застенчивой и строгой…

Уже вся жизнь, пожалуй, за спиной,

Иду своей, а ты — своей дорогой.

Но в дальнем уголке души стоит

Иконкой потемневшей (не судите!)

Мой командир санвзвода Леонид,

Что в переводе значит «победитель».

«Пожилых не помню на войне…»

Пожилых не помню на войне,

Я уже не говорю про старых.

Правда, вспоминаю, как во сне,

О сорокалетних санитарах.

Мне они, в мои семнадцать лет,

Виделись замшелыми дедками.

«Им, конечно, воевать не след,—

В блиндаже шушукались с годками.—

Побинтуй, поползай под огнем,

Да еще в таких преклонных летах!»

Что ж, годки, давайте помянем

Наших «дедов», пулями отпетых.

И в крутые, злые наши дни

Поглядим на тех, кому семнадцать.

Братцы, понимают ли они,

Как теперь нам тяжело сражаться?—

Побинтуй, поползай под огнем,

Да еще в таких преклонных летах!..

Мой передний край —

Всю жизнь на нем

Быть тому, кто числится в поэтах.

Вечно будет жизнь давать под дых,

Вечно будем вспыхивать, как порох.

Нынче щеголяют в «молодых»

Те, кому уже давно за сорок.

ОТ ИМЕНИ ПАВШИХ (На вечере поэтов, погибших на войне)

Сегодня на трибуне мы — поэты,

Которые убиты на войне,

Обнявшие со стоном землю где-то

В своей ли, в зарубежной стороне.

Читают нас друзья-однополчане,

Сединами они убелены.

Но перед залом, замершим в молчанье,

Мы — парни, не пришедшие с войны.

Слепят «юпитеры», а нам неловко —

Мы в мокрой глине с головы до ног.

В окопной глине каска и винтовка,

В проклятой глине тощий вещмешок.

Простите, что ворвалось с нами пламя,

Что еле-еле видно нас в дыму,

И не считайте, будто перед нами

Вы вроде виноваты, — ни к чему.

Ах, ратный труд — опасная работа,

Не всех ведет счастливая звезда.

Всегда с войны домой приходит кто-то,

А кто-то не приходит никогда.

Вас только краем опалило пламя,

То пламя, что не пощадило нас.

Но если б поменялись мы местами,

То в этот вечер, в этот самый час,

Бледнея, с горлом, судорогой сжатым,

Губами, что вдруг сделались сухи,

Мы, чудом уцелевшие солдаты,

Читали б ваши юные стихи.

МОЙ КОМИССАР

Не в войну, не в бою,

Не в землянке санвзвода —

В наши мирные дни,

В наши мирные годы

Умирал комиссар…

Что я сделать могла?..

То кричал он в бреду:

— Поднимайтесь, ребята!—

То, в сознанье придя.

Бормотал виновато:

— Вот какие, сестренка, дела…

До сих пор он во мне

Еще видел сестренку —

Ту, что в первом бою

Схоронилась в воронку,

А потом стала «справным бойцом»,

Потому что всегда впереди,

Словно знамя,

Был седой человек

С молодыми глазами

И отмеченным шрамом лицом.

След гражданской войны —

Шрам от сабли над бровью…

Может быть, в сорок первом,

В снегах Подмосковья

Снова видел он юность свою

В угловатой девчонке —

Ершистом подростке,

За которым тревожно,

Внимательно, жестко

Все следил краем глаза в бою…

Не в эпохе,

Военным пожаром объятой,

Не от раны в бою —

От болезни проклятой

Умирал комиссар…

Что я сделать могла?..

То кричал он, забывшись:

— За мною, ребята!—

То, в себя приходя,

Бормотал виновато:

— Вот какие, сестренка, дела…

Да, солдаты!

Нам выпала трудная участь —

Провожать командиров,

Бессилием мучась:

Может, это больней, чем в бою?..

Если б родину вновь

Охватили пожары,

Попросила б направить меня

В комиссары,

Попросилась бы в юность свою!

НА ВЕЧЕРЕ ПАМЯТИ СЕМЕНА ГУДЗЕНКО

Нас не нужно жалеть, ведь и мы б никого не жалели,

Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты.

С. Гудзенко

Мы не трусы. За жизнь заплатили хорошую цену.

 А стоим за кулисами робки, строги и тихи.

Так волнуемся, будто впервые выходим на сцену —

Мы, солдаты, читаем ушедшего друга стихи.

Я и впрямь разреветься на той трибуне готова.

Только слышу твой голос: «Не надо, сестренка,

                                                                                  держись!»

Был ты весел и смел, кареглазый наш

                                                                       правофланговый,

По тебе мы равнялись всю юность, всю зрелость,

                                                                                           всю жизнь.

И в житейских боях мы, ей-богу, не прятались

                                                                                   в щели.

Молча шли напролом, стиснув зубы, сжигали мосты.

Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели,