На следующий день Поль получил письмо от матери. Маму беспокоило его молчание. «Моё сокровище, у тебя неприятности?» Она с нетерпением ждёт конца недели, чтобы наконец обнять его и «хорошенько, по душам поговорить». Мама подтверждала, что приедет в следующую субботу вечерним поездом. Они с папой проведут в Дьепе два дня и уедут в Париж в понедельник вечером.
Два дня! Поль с ужасом убедился, что приезд родителей нисколько не радовал его, а ведь всего три недели назад он уезжал от них с тяжёлым сердцем. Конечно, мама тут ни при чём, всё дело в папе: он боялся его гневных вспышек, его привычки смотреть ему в глаза и говорить в упор: «Ты что-то замышляешь, по твоему носу вижу!» А если папа станет расспрашивать его, сумеет он сохранить самообладание? Ведь малейшая растерянность с его стороны повлечёт за собой страшную сцену. Ему запретят ходить в «Звезду»… О нет, всё что угодно, только не это!
Поль почувствовал себя вдруг очень одиноким. Всё случившееся тяготило его, и он снова, с ещё большей силой, чем накануне, испытал потребность открыться кому-нибудь. Марианне? Нет, только не Марианне. Он не уверен, что она поймёт его. А почему бы не Нику? Ник — его друг, а другу всё можно сказать, надо только попросить его хранить тайну, вот и всё. Приняв такое решение, Поль свободно вздохнул, словно гора с плеч свалилась, и он упрекнул себя за то, что, поддавшись ребяческому страху, не сделал этого раньше. Кто-кто, а Ник не выдаст его, это уж безусловно, и ему не придётся больше переживать всё одному.
В этот день, направляясь после обеда в таверну, Поль обдумывал, как он преподнесёт эту новость Нику, представлял себе, как тот сперва удивится, а потом обрадуется, когда узнает, что они в родстве. Но его ждало разочарование. В зале он нашёл только тётю Мальвину; она умывала Иветту, посадив её на угол стола.
— Николя с Маринеттой в порту, — сказала она, увидев Поля. — Сегодня утром был очень хороший улов, и они помогают папаше Луи выгружать рыбу; там на добрых два часа работы.
— Попытаюсь разыскать его, — пробормотал Поль, торопясь уйти.
Тётя жестом удержала его; казалось, любопытство её было задето.
— Вы здесь с родителями? — спросила она его.
И, когда он несколько сбивчиво объяснил, что живёт на пансионе у друзей семьи, она сказала:
— Ах, вот что! Извините меня, но вы всегда одни, и поэтому, естественно, напрашиваются всякие вопросы.
Бросив поспешное «до свиданья», Поль быстро вышел из таверны: при тёте Мальвине ему всегда было не по себе. А Николя? Где Николя? Чем дальше, тем сильнее невысказанные слова просились на язык, они душили Поля, ему хотелось прокричать их ветру, чайкам, матросам, выходившим из порта. Перейдя железный мост, он бросился к небольшой группе людей, суетившихся на пристани возле груды ящиков и корзин, наполненных рыбой и мелкими кусочками льда. Маринетта обеими руками тащила одну корзину к ручной тележке, на которую бородатый парень устанавливал ящик.
— Вы не видели Ника? — спросил Поль Маринетту.
— Он на траулере, — ответила она. — Вы что, думаете, мы здесь развлекаемся?
Поль подбежал к самой воде. На палубе судна, среди бочонков и мокрых сетей, двое мужчин в зюйдвестках подвешивали к лебёдке корзины, которые чьи-то невидимые руки выталкивали из трюма; корзины болтались на конце натянутого пенькового троса, и время от времени широкая плоская рыбина с беловатым брюшком падала на мокрый пол. Лебёдка пришла в действие.
— Николя! — заорал Поль.
Из трюма вынырнула рыжая вихрастая голова.
— Что случилось? — крикнул Ник. — Пожар, что ли?
— Нет, мне надо с тобой поговорить. Иди скорее.
Мужчины в зюйдвестках подняли голову.
— Нахальства у этого парня хоть отбавляй! — проворчал тот, что повыше. — Держу пари, он из парижан.
— Но это так срочно! — передразнил Поля другой. — Срочно, не срочно, подождёшь, пока мы кончим, сопляк!
— Верно! — произнёс Николя с очень выразительной миной.
И он снова исчез в трюме, а в это время за спиной Поля раздался пронзительный смех Маринетты.
— Здорово вас угостили! — крикнула она, взявшись за новую корзину.
Поль укрылся под каким-то навесом, и там, сгорая от нетерпения, просидел на пустом ящике битый час, наблюдая за работающей лебёдкой и за вереницей исчезающих ящиков… Никогда он не думал, что в море столько рыбы! Потом вся эта карусель внезапно остановилась, рабочие разошлись, и вот наконец-то он увидел, как Николя выкарабкался по лесенке из трюма и спрыгнул на пристань, — Николя, ещё более растерзанный, чем обычно, в рубашке, пропахшей рыбой.
