Полвека в Туркестане. В.П. Наливкин: биография, документы, труды - [216]

Дедушка Николай Иванович ничтоже сумняшеся драл на конюшне крепостных Сенек и Ванек, причем непоколебимо полагая, что благоприличное пропитание, абсолютно необходимое для него, «барина», совершенно не по чину его крепостным «мужикам», и что равным образом объемистая утроба тайного советника требует для своего ублажения многих тысяч, тогда как на довольствие поджарого коллежского регистратора достаточно нескольких десятков рублей.

И вот, когда при мне, возложившем на себя звание социал-демократа, заходит разговор о том, допустимо ли теперь равенство в отношении всяческого ублажения тайного советника, с одной стороны, и коллежского регистратора – с другой, или, скажем к примеру, редактора газеты и наборщика, я впадаю в смятение и начинаю лопотать бессвязные слова: «Да, конечно, ценность труда представляется как бы различной, но, с другой стороны, твердо установившееся за последнее время представление о равноправии, о равенстве и братстве…»

Короче сказать, я попадаю в положение человека, который при голосовании становится в ряды «воздержавшихся».

Тогда просыпается моя совесть и говорит: «Товарищ Наливкин, вашего дедушку, несомненного черносотенца[697], вряд ли кто из наших современников согласится признать за социал-демократа; вместе с тем вы, по крайней мере в отношении расценки труда, рассуждаете почти так же, как и ваш достопочтенный родственник. Не находите ли вы, товарищ, это хотя бы несколько зазорным для себя?..»

В тайниках своей души я признаю, что положение получается, действительно, некрасивое; но я теряюсь, мечусь из стороны в сторону, не знаю, как примирить это и иные противоречия переживаемого нами бурного, переходного момента, а внутри что-то сосет, не дает покоя.

Тогда передо мной встает тень покойного Льва Николаевича Толстого и говорит мне: «Успокойтесь; вам и подобным вам есть выход из вашего тяжелого, ложного положения: вам надо опроститься…»

Да, да, Лев Николаевич, вы правы; я, никогда не бывший вашим поклонником, всегда и прежде соглашался с вами на этом пункте. Вы правильно говорите, нам надо опроститься.

И вот как я понимаю это опрощение.

Мы имущие и бывшие «правящие», все еще стараемся удержаться на краешке уже рухнувших подмостков балагана, разрушенного ураганом революции; мы все еще тщательно стараемся хоть чем-нибудь, хоть по внешности отделиться, отличиться от плебса, от «народа», в противоположность которому мы все еще продолжаем величать себя «обществом».

Мы все еще говорим: «в обществе это принято; в обществе это не принято», и каждый из нас отлично понимает, кто разумеется под этим обществом.

Нам еще необходимо набраться решимости, сойти с этих балаганных подмостков, смешаться с народом, научиться у него жить по простоте, не гнушаться никаким трудом, есть трудом, в поте лица добытый хлеб, делясь с этим народом знаниями и культурностью, которые из поколения в поколение мы приобретали на трудовые деньги того же народа, в течение веков бывшего кормильцем и поильцем отцов, дедов и прадедов наших.

Мы должны, мы обязаны это сделать. Ценою этого и только этого шага может быть куплено наше общее благополучие, благополучие всей нации, возможное вполне тогда только, когда она станет более или менее однородной массой, состоящей из особей, способных к взаимопониманию, которое почти невозможно вне вышеприведенного условия.

Человеку свойственно верить в то, к чему он стремится, что он признает желательным.

И вот, поэтому мне часто мерещится картина того, как свободный ныне, никуда не приписанный человек не угнетаемый более уродливостями социального быта, в роде уродливой расценки труда, претворяя мечты в действительность, сознательно или бессознательно, под давлением ли мысли или житейской необходимости перетасует эту колоду карт.

Изможденный антагонистичностью всей вообще обстановки его жизни, чахлый горожанин – интеллигент направится в деревню, на лоно природы, в сферу здорового физического труда, дабы, воспрянуть физически, дать вместе с тем и деревне толчок к скорейшему повышению уровня ее культурности.

В то же время относительно мощный, уравновешенный и практичный деревенский житель, с умом, незабитым разного рода отвлеченностями, осмотревшись в новой для себя обстановке, даст мощный толчок нашей индустрии.

Я не доживу до этого, но я верую в то, что все это совершится рано или поздно, что это будет моментом величайшего расцвета нашей нации, которая, сделавшись сказочно-мощной, никогда никому не сделает зла, ибо всегда она была благодушной.

В. Наливкин

Туркестанские ведомости. 1917, № 31.

Послужной список состоящего в распоряжении Туркестанского генерал-губернатора действительного статского советника Владимира Петровича Наливкина. Составлен в мае 1906 г

Чин, имя, отчество, фамилия, должность, лета от роду, вероисповедание; знаки отличия и получаемое содержание – Действительный статский советник Владимир Петрович Наливкин, состоящий в распоряжении Туркестанского генерал-губернатора, родился 25 февраля 1852 г., вероисповедания православного. Имеет перстень с вензелевым изображением имени Его императорского Величества, ордена: Св. Владимира III и IV степени с мечами и бантом, Св. Анны II и Св. Анны IV степени с надписью «За храбрость» и медали: «За покорение Хивинского ханства» и «За покорение Кокандского ханства», за походы и дела в Средней Азии в 1853–1895 гг., за труды по первой Всеобщей переписи населения 1897 г. и в память царствования императора Александра III. Содержание получает в год: жалованья – 2250 руб., столовых – 2250 руб., прибавочных – 600 руб.: итого, 5100 руб.