Полвека в Туркестане. В.П. Наливкин: биография, документы, труды - [211]

В одичавших исконно-мусульманских странах, спавших, как казалось людям того времени, непробудным сном, под влиянием европейцев, неустанно приливавших сюда в качестве завоевателей и коммерсантов, и политиков, устанавливавших границы «сфер влияния», и офицеров-инструкторов, обучавших эти полудикие орды европейскому строю и обращению с европейским оружием, и ученых, и туристов, сумевших прежде всего разжечь в местных низших слоях страсть к легкой наживе и даже склонность к фальсификации старинных предметов, в этих полудиких, веками дремавших странах мало-помалу стала пробуждаться жизнь.

Их пробудил непривычный для мусульманского слуха того времени шум, поднятый европейцами, не находившими нужным ни особенно стесняться с полудикими варварами, ни согласовывать свою местную деятельность со вкусами, привычками и мировоззрением полусонных мусульман, к тому же в большинстве случаев не имевших возможности призвать европейцев к порядку.

Пока шло постепенное медленное пробуждение мусульманства, Восток успел в значительной мере преобразиться: многие прежние государственные границы значительно изменили свои направления; достаточно прочно обосновались «сферы влияния»; как из земли выросли длинные вереницы телеграфных столбов; побежали поезда железных дорог; поплыли пароходы и засвистели гудки заводов, попутно с чем стараниями тех, кто стоял на страже «Восточного вопроса»[678], Турция, заключавшая и заключающая в своих недрах халифа, хотя и номинально только, а все же главу всего суннитского мусульманского мира, незаметно для самой себя очутилась в положении наиболее культурного из всех автономных и неавтономных мусульманских государств и обществ.

Вместе с тем ряд фактов, вроде переселения в Турцию кавказских горцев[679], в значительной мере способствовал установлению, если не у всех, то по крайней мере у подвластных России мусульман, взгляда на Стамбул и на халифа, как на верное прибежище для всех тех, кому претит европейская цивилизация, кто не может или не хочет с ней освоиться.

А тем временем европейские пароходы и железные дороги неустанно везли тысячи индийских и среднеазиатских паломников, часть которых, побыв в Мекке и Медине, попадали затем в Стамбул и приносили оттуда с собой на родину преувеличенные рассказы о богатстве и могуществе султана, о несокрушимой силе его армии и флота.

Эти рассказы всегда были на руку и султанам, издавна стремившимся к фактическому главенству над всем мусульманским миром, и тем, раньше немногочисленным, поборникам идеи единения мусульманства, которые, быв разбросанными по лицу всей мусульманской земли, не исключая и Средней Азии, хотя, быть может, и очень медленно, но тем не менее неустанно делали свое дело, постепенно увеличивая число адептов идеи единения и все прочнее устанавливая среди мусульманских народов взгляд на султана как на законного халифа, на законного покровителя всех мусульман, угнетаемых европейцами и их цивилизацией, чуждой и даже органически враждебной многим доктринам, провозглашенным Кораном.

Радетели мусульманского дела могут уверить лишь лиц, не знакомых с исламом, в том, что Евангелие и Коран чуть ли не родные братья.

Каждому, сколько-нибудь знакомому с религиозной и юридической сторонами мусульманского законоучения, именуемого шариатом, известно, что в силу многих особенностей последнего, силящегося регламентировать не только религиозную, но и государственную, и гражданскую, и даже семейную жизнь во всех ее интимнейших подробностях, мусульманская культура, оставаясь мусульманской, никогда не может не только ассимилироваться, но даже и вполне примириться со всем вообще укладом жизни европейских народов.

Вот главнейшая причина того, что по мере все большего и большего наседания на них европейской культуры у постепенно пробуждавшихся мусульман являлось все более и более сильное желание сбросить с себя это ненавистное для них иго; но как уже замечено выше, мусульманство было слишком слабо, слишком не подготовлено к этой борьбе, в силу как отсутствия необходимых для этого и моральных, материальных средств, так равно, и пожалуй, главным образом, отсутствия единства.

В разных частях света разновременно происходили восстания мусульман, желавших отделаться от наседавших на них европейцев; но вспышки антиевропейского движения до сих пор имели лишь спорадический, а не эпидемический характер, проявляясь под влиянием чисто местных и по большей части совершенно случайных причин, вроде последнего Андижанского восстания, несомненно имевшего характер протеста против всего того европейского, которое волей-неволей внесено и вносится нами в туземную мусульманскую жизнь, с попыткой освятить это движение в глазах народа фальсифицированным (а может быть, и нефальсифицированным) благословением из Стамбула[680].

Так или иначе, а к последнему времени история насчитывает довольно длинный ряд попыток мусульман свергнуть иго европейской культуры, разорить ее гнезда, свитые на земле правоверных. Эти попытки производились в Азии и Африке, и к ним, безусловно, следует отнести также и общеизвестное движение махдистов