Полвека в авиации: записки академика - [32]

Но поскольку ракетно-космическая эйфория «закрыла» стратегическую авиацию, Челомей использовал идеи Мясищева, воплощенные в М-50, для создания двух ракет, сыгравших исторически громадную роль. Это Р-100-«сотка» и Р-500-«пятисотка». Из «пятисотки» вырос знаменитый «Протон», самый тяжелый космический носитель, который имеет Россия. И по сей день королевская «семерка» и «пятисотка» Челомея являются ракетоносителями, решающими все задачи современной отечественной космонавтики по выводу на орбиту экипажей и объектов различного назначения. Лучше ничего никто пока не сделал…

Вот эта технология «вафли» и множество других интересных решений позволили Челомею вырваться вперед. Но получилось у него это не сразу — вначале он выдвинул ряд одиозных и сверхфантастических по тем временам предложений, которые дали возможность военным не очень добродушно шутить:

— Янгель работает на нас, Королев — на ТАСС, а Челомей — в унитаз…

Это был прозрачный намек на то, что Королев увлекся запусками космических систем, которые носили скорее пропагандистский характер, но не давали результатов, соизмеримых с затратами на них. Мы доказывали всему миру, что можем выводить на орбиту какие-то объекты, решать биологические задачи, позже — отправили туда человека… Но эти достижения были явно несоизмеримы с теми, что мы имеем сегодня, когда развитие человечества нельзя представить без прогресса в области космонавтики. Роль Королева в том, что освоение околоземного пространства принесло столь впечатляющие результаты, громадна. Но в тот период, о котором идет речь, мало кто понимал, какие преимущества сулит человечеству освоение космоса.

Короче говоря, такой поворот событий сильно подействовал на весь отечественный авиационный мир и, естественно, не мог не сказаться на работе нашего института. «Эхом» их стало и историческое заседание коллегии МАП осенью 1959 года, на котором мне довелось присутствовать. На ней обсуждался один вопрос: в каком же направлении теперь развивать авиационную промышленность? То ли ей тоже примкнуть к дележке ракетно-космического «пирога», то ли продолжать делать свое авиационное дело? Заседание было очень бурным, выступали практически все наши ведущие генеральные и главные конструктора, ученые, а поскольку мы находились под политическим давлением руководства страны, которое провозгласило ракетно-космическую доктрину, то очень многие подстраивались под эту политическую линию. В частности, от имени ЦАГИ речь держал академик В. В. Струминский, который присоединился к концепции правительства и ЦК КПСС и доказывал, что теперь наступил практически конец авиации… Ну, если не конец, — гражданская-то авиация остается, как и ряд проблем народного хозяйства, которые можно решить только с ее помощью, — то роль боевой авиации будет сводиться к каким-то второстепенным задачам, особенно в области обороны страны. На передний план выходят зенитные, баллистические и всякие другие ракеты, а пилотируемая авиация начинает себя изживать. Всех очень мудро и здраво рассудил Андрей Николаевич Туполев. Он вышел на трибуну и произнес речь, смысл которой сводился к следующему:

— Ребята! Пока есть атмосфера, человек будет летать в атмосфере. Поэтому — берегите атмосферу! И не бойтесь, что авиация «загнется». Авиация будет всегда, не беспокойтесь…

Эта короткая речь как будто мгновенно всех отрезвила. И после этого заседания коллегии МАП, — а также, я уверен, и других, на более высоком уровне — родилось новое министерство — общего машиностроения. В него перешли разработчики и конструкторы, сменившие авиационную тематику на космическую: Челомей со своими КБ и заводами, НИИ-1, ставший центром им. Келдыша и занимающийся жидкостно-реактивными двигателями, ОКБ Лавочкина, которое переключилось на решение проблем дальнего космоса, и «лунники», и другие. В MOM перешел и Королев с НИИ-88 и группой заводов. Первым министром нового министерства был назначен С. А. Афанасьев. Так родилось специальное направление в советской технике — ракетно-космическая отрасль.

С моей точки зрения, этим самым был нанесен громадный ущерб развитию единых авиационно-космических технологий. Во всем мире — в Европе, Америке, на других континентах — фирмы, которые занимаются ракетно-космическими системами, работают и над авиационными системами. Поэтому взаимное перетекание идей — конструкторской и технологической культуры — обогащало оба направления, идущих по одной технической линии. Естественно, это вело и к удешевлению систем, поскольку исключалось дублирование каких-то работ. В Советском Союзе же были созданы две параллельные мощнейшие промышленности, которые в силу ведомственных барьеров, стали развиваться самостоятельно. А это, во-первых, привело к двойной трате средств на технологии, оснастку, создание коллективов, конструкторских школ, испытательных баз и т. д., а, во-вторых, на десятилетия был положен водораздел между родственными областями знаний. Выше я приводил пример, как авиационные достижения Мясищева помогли Челомею создать свои ракеты, позволив ему опередить друзей-конкурентов.