Полвека в авиации: записки академика - [34]

Спутник-истребитель был мне не очень понятен, поскольку он должен выводиться на базовую орбиту, обнаруживать цель и, путем ускорения или торможения, переходить на орбиту цели, затем идти на сближение и уничтожать ее. Это была не идея какой-то ракеты, которая на пересекающемся курсе сбивает с орбиты космический корабль, а идеология причаливания корабля к станции, широко практикующаяся сегодня. Я не очень понимал эту идеологию, поскольку противник легко мог «вскрыть» такую промежуточную орбиту спутников-перехватчиков и применить меры противодействия. Тем не менее такая система тоже была создана…

К чему столь долгая преамбула? К тому, что наш институт тоже поддался всем этим ракетно-космическим влияниям. В то время, когда я стал заместителем начальника института, начал разгораться всеобщий интерес к космонавтике, Челомей активно и успешно стал продвигать свои идеи, в том числе благодаря Хрущеву, да и нашему институту, ведущему тему авиационных вооружений, как говорится, сам Бог велел заняться спутником-истребителем (ИС). В какой-то мере мы занялись и морскими ракетами (правда, воздушного базирования) и их спутником-разведчиком, или УС — управляемым спутником. Поэтому систему эту окрестили «ИСУС» Челомея. И в институте — на базе моего отдела, который занимался ПРО, а также ряда отделов лаборатории № 4 Ю. И. Топчеева и специалистов из лаборатории № 2, ведущих темы пилотируемых истребителей, — был создан коллектив, взявший на себя всю космическую тематику. Я, как человек, который пришел от ракет и имел ракетный менталитет, конечно, всячески способствовал развитию этого направления уже в ранге зам. начальника НИИ-2. А поскольку я выпускник МВТУ и был там аспирантом, то, лично зная В. Н. Челомея, сумел быстро подключить институт к тематике, по которой он работал, на весь срок, пока она велась в недрах Министерства авиационной промышленности.

Конечно, когда состоялся переход Челомея и его соратников в Министерство общего машиностроения, в МАПе произошло отрезвление от космического угара и нас «вернули в атмосферу», все внеземные темы постепенно ушли в небытие. Но до этого новый коллектив находился в бурном развитии вместе со сподвижниками Челомея и занимался космосом, в котором ни мы, ни они не понимали — так же, как в начальный период работы над ракетами «воздух — воздух». Но бодренько пытались избавиться от этого незнания, тем более, что мы владели навыками программирования на больших вычислительных машинах, умели вести баллистические расчеты, которыми овладели, ведя противоракетную тематику… Поэтому мы быстро «стали на ноги», подключились и к ряду коллективов, которые традиционно работали на Королева. Это прежде всего Институт прикладной математики им. Келдыша, который всегда занимался баллистикой космических полетов, коррекциями орбит кораблей и т. д. С его коллективом, возглавляемым академиком Дмитрием Евгеньевичем Охоцимским, мы очень тесно сотрудничали как раз в проведении расчетов перехватов и полетов спутников-разведчиков. С точки зрения математики, небесной механики и т. п. возникало море интереснейших проблем и инженерных задач.

В этот же период мы стали заниматься живучестью космических аппаратов, защитой их от метеоритных потоков и других воздействий из космоса, что стало логическим следствием тех работ, которые вел институт по повышению живучести боевых самолетов. Мы много работали в экспериментальном плане по защите летчика, самолета от пуль, осколков снарядов… С чем-то подобным должен был бы столкнуться и экипаж космического корабля, если бы ему пришлось участвовать в «звездных войнах», но только защиту эту надо было строить с учетом уже космических скоростей.

Это была юность космической техники, с присущей ей романтикой, в которую наш институт окунулся в конце 50-х — начале 60-х годов.

Глава II. ШЕСТИДЕСЯТЫЕ

Научные направления института в 60-е годы

К 1960 году НИИ-2 уже имел богатую историю. За 13 лет — со времени организации в 1946 году — в нем сложился ряд научных школ и направлений. Я, к тому времени, как стал заместителем начальника, успел прикоснуться лишь краешком жизни к этой истории — работал только над ракетами класса «воздух — воздух» и противоракетами. В самой же авиационной тематике я разбирался слабо и, став в положение научного руководителя целых направлений, почувствовал всю сложность положения, в которое попал. Тем более, что я не очень хорошо представлял себе, что это вообще значит — быть руководителем подобного ранга. Весь мой опыт начальника ограничивался областью определенных авиационных ракет и управлением коллективом, который я сам создавал из студентов, знакомых аспирантов и однокашников. Это были люди, которых знал я лично, а они знали меня, и поэтому мои отношения с ними строились на совершенно неформальных методах управления. Скорее я работал с группой единомышленников, где мое руководство в административном плане было чисто номинальным. Я был некий лидер в чисто технических областях, да и не такой уж это большой администратор — начальник отдела, поскольку от него не зависит ни уровень заработной платы, ни карьера, ни решение социальных проблем…