Полвека под землей - [31]

За два дня, прошедших после того, как я ознакомился со статьей, во мне созрело твердое убеждение, что на стенах пещеры Пейор должны существовать доисторические наскальные изображения, которые я непременно должен найти.

Не желая подражать охотнику, мечтавшему о шкуре еще не убитого медведя, я поспешил закончить свой завтрак и стал готовиться к спуску под землю. Но сначала надо было установить порученный моим заботам капкан. Лисам и барсукам нечего было опасаться, что они когда-нибудь попадут в эту ловушку, потому что я поставил капкан на самом видном месте из боязни, как бы какой-нибудь коллега-спелеолог не сделался жертвой адского механизма.

Покончив с установкой капкана, я опустился на четвереньки и протиснулся во входное отверстие пещеры Пейор.

Низкий вестибюль пещеры открывался сразу же за входом. Я поднялся на ноги и увидел прямо перед собой глубокую траншею, а рядом с ней кучу свежевыкопанной земли. Кто-то незадолго до меня производил здесь археологические раскопки. Это «открытие» значительно охладило мой пыл и мою уверенность в успехе.

Археолог, производивший здесь совсем недавно фундаментальные раскопки, не преминул, конечно, детально исследовать пещеру и, по-видимому, не нашел ничего стоящего, раз никакой публикации или статьи по этому поводу в соответствующих научных журналах не появлялось.

Я машинально нагнулся над грудой выброшенной из траншеи земли, тщетно отыскивая глазами какие-нибудь древние остатки, но не смог обнаружить даже крошечного обломка кремня, даже небольшого глиняного черепка.

Раскопки, очевидно, оказались безрезультатными. Археологу не досталось ничего за все его труды, и, значит, пещера Пейор не была обитаема людьми в первобытные времена.

Действительно, входной зал с его низким и щербатым сводом не внушал больших надежд. Пещера была явно непригодна для жилья. В ней царила кромешная тьма, пол был наклонный, потолок низкий. Кому могло прийти в голову избрать в качестве жилища это мрачное и неудобное место, когда по соседству имелось множество пещер вместительных и удобных, с хорошо освещенным вестибюлем и горизонтальным полом.

Разочарование было жестоким. Но археологи знают, что нельзя рассуждать о предметах доисторических с точки зрения современного человека. Нам чрезвычайно трудно представить себе психику и ход мыслей первобытных людей, их реакцию на те или иные факты и события. К тому же, если пещера Пейор и не служила постоянным жилищем для наших далеких предков, они могли посещать эпизодически ее наиболее удаленные от входа части, где, как известно, обычно находят произведения доисторического искусства.

Ободренный этими соображениями, я с возродившейся надеждой пересек входной зал и вступил в коридор, уходивший в глубь горы.

Я шел медленно и внимательно осматривал каменные стены, надеясь обнаружить на них ожидаемые произведения первобытного искусства.

Вдруг до моих ушей донесся слабый, тонкий писк. Видно, где-то под сводами гнездилась колония летучих мышей. Летучие мыши! Вот один из самых любимых мною объектов изучения под землей, моя страсть, мое увлечение! Я так долго изучал жизнь и повадки этих любопытнейших созданий, что умею различать по их полету или по голосам, к какой из двадцати с лишним пород, встречающихся во Франции, они принадлежат.

Я стою неподвижно, внимательно вслушиваясь и стараясь догадаться — до того, как увижу, — кто это пищит там, под темными сводами: подковоносы, рыжие вечерницы или нетопыри-карлики, обычные обитатели пиренейских пещер.

Но странно: писк доносится как будто из узкого бокового проход Я немедленно лезу туда, озадаченный и недоумевающий. Нет, никогда я не слышал, чтобы летучие мыши издавали подобные звуки! К тому же писк, вернее, слабое повизгивание раздается не с потолка, а с пола пещеры. Я продвигаюсь теперь на четвереньках под низким сводом и скоро убеждаюсь, что ко мне со дна небольшой расселины долетает слабый, приглушенный визг семейства новорожденных лисят или барсучат.

Проползаю еще два-три метра по каменной трубе и наконец различаю в конце ее гнездо из сухих листьев и мха, в котором с очаровательной неловкостью копошатся крохотные, как видно только что появившиеся на свет, лисята. Мать, вероятно, убежала, зачуяв мое приближение.

Каменный лаз так узок, что я не могу добраться до самого гнезда. Да и зачем мне это? Довольствуюсь тем, что наблюдаю с расстояния около двух метров прелестную маленькую семейку, продолжающую жалобно попискивать и повизгивать. Хотелось бы подольше полюбоваться редким зрелищем лисьей интимной семейной жизни, но поза моя настолько неудобна, что я не в силах больше лежать, вытянувшись во всю длину, головой вниз, стиснутый между каменными стенами так, что едва дышу. К тому же я с ужасом констатирую, что на меня напала целая армия блох, ринувшихся на мой запах из лисьего логова. Поспешно отступаю — все так же ползком — и возвращаюсь обратно в центральный коридор.

После этой зоологической интермедии я снова принимаюсь за поиски наскальных изображений и медленно дефилирую вдоль каменных стен. Увы, поверхность их везде неровная, изобилующая выступами, углублениями и расселинами, совершенно не подходящая для наскальной живописи. На минуту внимание мое привлечено насекомым из семейства жесткокрылых, которого, по-видимому, напугал свет моей лампы. Но скорее всего этот подземный житель слеп или, точнее, лишен органов зрения, бесполезных в вечном абсолютном мраке, где проводят жизнь обитатели пещер. Как видно, другие чувства заменяют им зрение, потому что насекомое, проворное и робкое, тут же скрывается в зияющей в стене щели.