Полуштоф остывшего сакэ - [9]
— Простите, — решительно и смущенно выговорил Битов женщине с коляской, — но я бы хотел ущип… (нет, конечно, не ущипнуть, щипаться Битов никогда не умел) дать щелбан этому мальчику.
Женщина возмутилась:
— Новости, — сказала она, — так вы и…
Впрочем, дальнейший разговор не так важен. Важно лишь то, что, по свидетельству билетного контролера Петровой и бывшего на тот момент в Уфе на гастролях клоуна Олега Попова, мальчиком, которому Битов хотел дать щелбан, был не кто иной, как Игорь Савельев. Собственно, можно уже перейти к его фигуре, потому что потомственный вор-карманник и сожитель Лильки-запорожец Ильгизка-саквояж, оставив три копейки на трамвайный билет и отмеченное командировочное в бумажнике, незаметно сбросил его под ближайшую к остановке скамейку, а Андрей Битов благополучно его там нашел, так же благополучно добрался до двух сарайчиков, спотыкнулся о догнивающий остов довоенного фанерного чемодана, подарил другу Севе пухлый портфель своих черновиков, купил на вечную память коту Амуру пузырек валерьянки и отбыл в родной город Петербург, где был общественностью помилован, но, говорят, остался не реабилитированным до сих пор.
Литературная звезда Игоря Савельева на прозаическом уфимском небосклоне вспыхнула внезапно, то есть закономерно. Хорошая филологическая наследственность, падение «железного занавеса», свобода литературного самовыражения, обилие нарождающихся премий и проектов и т. д. и т. п. Одним словом, в мгновение Игорь стал лауреатом молодежных премий, автором толстых московских журналов, был приглашен на всевозможные форумы и даже удостоен высочайшей аудиенции. Телевидение, радио, свободная пресса беспрерывно рассказывали Уфе об Игоре Викторовиче. Члены уфимских литобъединений на творческих вечерах писателя выстраивались в очередь к возможному соприкосновению с великим рукопожатием, говорят, даже члены Общественной палаты пытались нащупать в мягкой ладошке могучий оттиск длани главнокомандующего. Но мы не о том. Мы о другом удивительном свойстве Игоря Савельева — о его поразительном внешнем сходстве с Андреем Вознесенским. Как уже было сказано, первым это удивительное свойство в младенчике Игореше отметил Андрей Битов, за ним и остальные стали поражаться: его взгляд, его подбородок, нос, голос, тембр, построение фразы, жаль, что не поэт.
Со временем Битов подзабыл свою первую встречу с Савельевым, но прошло каких-то двадцать пять лет, и они вновь лицезрели друг друга. Андрей Георгиевич в очередной раз председательствовал в жюри премии на лучшее литпроизведение, Игорь Викторович в очередной раз стал лауреатом.
Все было как обычно: награждения, речи, цветы, дипломы, пухлые конверты, фуршет.
— Ну прямо Андрюша времен хрущевской оттепели, — восхищались Савельевым мэтры и дамы мэтров.
Савельев пожимал плечами и снисходительно улыбался. И именно в тот момент, когда он в очередной раз снисходительно улыбнулся, сложился наш пазл. К Игорю Викторовичу подошел «завсевдатый» общественно-политических и художественно-литературных тусовок Сидоров:
— Игорь, вы уж не маячьте перед глазами Андрея Георгиевича, он, как вы, наверное, знаете из современной литературы, нервно реагирует на любые аллюзии, связанные с Андреем Андреевичем.
Потом Сидоров мягко подошел к Битову и влажно прошептал ему в ухо:
— Андрей Георгиевич, вон тот лауреат из Уфы, похожий вы сами знаете на кого, утверждает, что вы якобы его крестный.
— Из Уфы? — Битов отставил в сторону пузатую рюмку и твердо шагнул к Савельеву, разводя в стороны крепкие руки нокаутера.
«Будет бить», — обреченно подумал Савельев и повыше приподнял громоздкий диплом лауреата. Но Битов любовно сграбастал молодого писателя и стал его ласково мять:
— Уфимский, из Черниковки? Узнал, узнал, как же! Ну вылитый покойный папаша — Вовка Маканин, я ведь с ним и его котом в Уфе, когда в творческой командировке был, ух как работал! Из трамвая, помню, не мог вылезти от усталости.
— Но Маканин жив и не имеет ко мне никакого отношения, — давил в грудь маститому прозаику твердой рамкой диплома Савельев.
— Да? А кто умер? — ослаблял хватку Битов.
— Андрей Вознесенский.
— Да ну?! — выпускал Савельева из своих объятий Битов. — Я и говорю: вылитый покойный. Вы, молодой человек, главное, пишите, пишите. Чтобы забраться на плечи вашего папеньки, — черт! опять забыл, как его зовут, — надо писать и писать.
P.S. (В смысле, сделав последний глоток портера и пыхнув в пространство остатками табачного дыма).
«Лох картину везет! У Нинки-силикон на дозу сменяю», — подумал потомственный наркоман Гришка-сундук, оценивая полуметровую рамку, торчащую из холщовой сумки, беспечно приставленной к киоску «Уфапечать».
И, конечно же, стянул у высматривающего в передовицах центральных газет свежие литературные новости Савельева крупногабаритный диплом лауреата Белкинской премии.
Второй план
Серега проснулся за секунду до звонка будильника, тут же протянул руку и крепко придавил его кнопочку указательным пальцем, после этого, откинув одеяло, вскочил и бодро прошел в ванную комнату. Умывшись, он натянул тренировочный костюм и выбежал из дома, чтобы сделать свои ежедневные три круга вокруг парка культуры и отдыха имени Надежды Константиновны Крупской. После пробежки Серега принял контрастный душ, съел две тарелки кукурузных хлопьев в обезжиренном молоке, выпил пол-литра морковного сока и заторопился на работу.
Рассказы и небольшая повесть Юрия Горюхина были написаны в течение последних десяти лет. Грустная ирония, веселая самоирония, плотный, аскетичный язык, плавные переходы из реальности в фантасмагорию и всегда неожиданная концовка — вот что объединяет представленные в книге произведения.
Будущее, прошлое, параллельное можно вообразить каким угодно, — автор отсек одну половину человечества. Адресуется всем нетрадиционно воспринимающим традиционную реальность.
В человеческом муравейнике найти человека легко, главное — не пройти мимо. Книга для одиноких и не отчаявшихся, впрочем, для отчаявшихся тоже.
Грустная ирония, веселая самоирония, плотный, аскетичный язык, плавные переходы из реальности в фантасмагорию и всегда неожиданная концовка — вот, что объединяет представленные в книги произведения.
Воробьиная ночь по славянской мифологии — ночь разгула нечистой силы. Но пугаться не надо, нечистая сила в этом сочинении, если и забавляется, то с самим автором, который пытается все растолковать в комментариях. Если и после комментариев будет что-то не ясно, нужно переходить к следующему сочинению — там все по-простому и без выкрутасов, хотя…
В книге на научной основе доступно представлены возможности использовать кофе не только как вкусный и ароматный напиток. Но и для лечения и профилактики десятков болезней. От кариеса и гастрита до рака и аутоиммунных заболеваний. Для повышения эффективности — с использованием Aloe Vera и гриба Reishi. А также в книге 71 кофейный тест. Каждый кофейный тест это диагностика организма в домашних условиях. А 24 кофейных теста указывают на значительную угрозу для вашей жизни! 368 полезных советов доктора Скачко Бориса помогут использовать кофе еще более правильно! Книга будет полезна врачам разных специальностей, фармацевтам, бариста.
В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.
Так сложилось, что лучшие книги о неволе в русской литературе созданы бывшими «сидельцами» — Фёдором Достоевским, Александром Солженицыным, Варламом Шаламовым. Бывшие «тюремщики», увы, воспоминаний не пишут. В этом смысле произведения российского прозаика Александра Филиппова — редкое исключение. Автор много лет прослужил в исправительных учреждениях на различных должностях. Вот почему книги Александра Филиппова отличает достоверность, знание материала и несомненное писательское дарование.
Книга рассказывает о жизни в колонии усиленного режима, о том, как и почему попадают люди «в места не столь отдаленные».
Журналист, креативный директор сервиса Xsolla и бывший автор Game.EXE и «Афиши» Андрей Подшибякин и его вторая книга «Игрожур. Великий русский роман про игры» – прямое продолжение первых глав истории, изначально публиковавшихся в «ЖЖ» и в российском PC Gamer, где он был главным редактором. Главный герой «Игрожура» – старшеклассник Юра Черепанов, который переезжает из сибирского городка в Москву, чтобы работать в своём любимом журнале «Мания страны навигаторов». Постепенно герой знакомится с реалиями редакции и понимает, что в издании всё устроено совсем не так, как ему казалось. Содержит нецензурную брань.
Свод правил, благодаря которым преступный мир отстраивает иерархию, имеет рычаги воздействия и поддерживает определённый порядок в тюрьмах называется - «Арестантский уклад». Он един для всех преступников: и для случайно попавших за решётку мужиков, и для тех, кто свою жизнь решил посвятить криминалу живущих, и потому «Арестантский уклад един» - сокращённо АУЕ*.