Полуостров загадок - [52]

Такие цепкие дебри кедровый стланик образует лишь в субальпийском поясе Курильских островов и по склонам камчатских сопок. Приходится прорубать тропу. Медленно двигается наш отряд в зеленом туннеле по склону сопки.

Внезапно стланик поредел. Вышли на просторную опушку, заросшую стройными деревцами с курчавой зеленой листвой. Точно лапы погибших гигантских пауков, там и тут изгибаются высохшие распластанные корни и сучья. Выпирая из земли, крошечные деревца раздвигают мертвые плети.

Неужели камчатская береза? Над порослью совсем еще юных березок по краю опушки поднимается просветленная роща высоких, слегка искривленных берез с черноватой морщинистой корой. Входим в обширный лес из камчатской каменной березы Эрмана.

— Смотрите: папоротники!..

Сбросив рюкзаки, ребята бросаются к широким перистым листьям. Дети северных старожилов, с первого класса учившиеся в магаданской школе, они знают папоротники лишь по рисункам в учебниках.

Давно путешествуя по северу, я впервые встречаю в колымской тайге обитателей тенистых лесов юга. Теперь тонем в папоротниковом море. Это важное ботаническое открытие.

В подлеске удивительной рощи орлята находят рябину, жимолость, ольху, малину, а в тенистых распадках — огромные листья камчатского лопуха, похожие на опахала. У подножия толстого ствола камчатской березы фотографирую папоротник рядом с острыми, саблевидными листьями камчатского ириса. Такой снимок можно сделать лишь в лесах Южной Камчатки.

Вид необыкновенного на дальнем севере березового леса с папоротниками волнует меня. Родина каменной березы — Южная Камчатка. Однако на своей родине чувствует она себя плохо: не дает поросли, почти не образует сережек, а листву ее часто объедают вредители.

Чем объяснить бурный рост курильских и камчатских растений на таинственном полуострове среди тайги северного побережья Охотского моря? Может быть, действительно вулканическое тепло греет эту землю?

— Сюда, скорее сюда! Мертвый лес!.. — пронзительно кричит из чащи Георгий, начальник высокогорной группы наблюдателей.

Выбираюсь на опушку и вижу печальную картину: на пологом склоне распадка, как призраки, стоят мертвые деревья сказочного леса. Не шелохнувшись, застыли выбеленные дождями сухие стволы камчатской березы. Кора и листья опали, обнажив высохшие стволы и гладкие ветви, похожие на оленьи рога. Заросли бледно зеленых папоротников оттеняют мертвенную белизну погибшего леса.

Стучим топорами по голым деревьям, и они звенят, как корабельные мачты.

Что случилось тут, почему березы засыхают и роняют кору? Ведь следов пожара нигде не видно.

Спиливаю сухие, звенящие стволы и пересчитываю годовые кольца. Погибшие деревья все как на подбор одного возраста — семидесяти, восьмидесяти лет…

Удивительная природа полуострова готовит новые и новые сюрпризы. Дальше долину Бургавли стискивают сопки, образуя узкие ворота. Вошли в эти ворота и попали в глубокую долину, закрытую со всех сторон обрывами высоких скалистых гор,

— Ну и долина!

Она напоминает вытянутую чашу. Река разветвляется надвое, принимая множество ручьев, стекающих из крутых ущелий. Перевалы в горное убежище обрываются головоломными кручами. В долину ведет лишь один ход — через узкие ворота, которые проточила Бургавли, устремляясь к морю.

Дно кратерообразной долины укрывают заросли поразительного ботанического состава. С непостижимой роскошью здесь разрастаются камчатские и курильские растения.

Переправившись вброд через быстрый поток, вступаем в густые тенистые леса камчатской березы. Необычайно высокие деревья сплетаются листвой, укрывая густой тенью тропические заросли папоротников. В таинственном полумраке молчаливо двигается наш отряд сквозь дивный лес. Ноша нестерпимо тянет уставшие плечи. Пора устраивать ночлег. Бивак разбиваем у ручья. Вода струится под сенью берез и о чем-то шепчет, играя зелеными водорослями, прилепившимися к подводным камням.

Собравшись в кружок у пылающего костра, орлята потягивают крепкий чай и, потрясая кружками, вспоминают треволнения минувшего дня.

— Этот лес совеем не похож на колымскую тайгу!

— А папоротники, папоротники, точно в тропиках!

— Обезьян только не хватает.

— Почему растут здесь южные растения, не понимаю?..

— Приборы, приборы тебе ответят, — подражая моему голосу, солидно кашлянув, наставительно басит Георгий.

Приборы, заботливо обвернутые рубашками и свитерами, лежат в рюкзаках. Завтра мы поставим Высокогорную станцию.

Перешучиваясь, ребята укладываются вокруг костра в спальные мешки и мгновенно засыпают, утомленные трудным переходом.

Костер догорает. Перекладываю в сухие листы драгоценные растения, собранные в гербарий.

Смутная тревога давит сердце. Утром мы уйдем в горы через перевал. Имел ли я право оставлять наблюдателей Южной станции одних на морском берегу, где Юшкевич обнаружил следы неизвестного обитателя землянки? Как уберечь ребят от опасности?

Легкий шорох чудится в кустах. Вздуваю огонь, укладываю в костер здоровенный ствол камчатской березы, забираюсь в спальный мешок, прячу у изголовья заряженное ружье и обнаженный нож и, коснувшись щекой резиновой подушки, словно проваливаюсь в бездонную пропасть.