Полуостров загадок - [51]
На ящике с галетами Евгений обнаруживает журнал метеорологических наблюдений. В 7 часов утра Юшкевич аккуратно записал показания всех приборов. А сейчас было уже девять.
Куда запропастился малец? Невольно вспоминаю вчерашние находки. Угораздило же взять мальчишку в экспедицию!..
Следы пропавшего находим на мокром песке у прибойной полосы. Отпечатки сапог уводят к дальнему скалистому мысу. Отправляю ребят в лагерь готовиться к походу, а сам с Евгением быстро иду по следу.
Над морем проносятся стайки красноклювых тупиков, пролетают черные, будто обсыпанные сажей, бакланы — они тоже спешат к скалистому мысу.
— Птичий базар ищет, карабин взял, — нахмурившись, ворчит Евгений.
Вот следы описывают петлю у груды расколотых раковин мидий. Перламутровые осколки мягко отсвечивают в лучах утреннего солнца.
Долго пробираемся по берегу и натыкаемся на мертвую нерпу, выброшенную прибоем. Вся она исколота каким-то острым орудием и раскромсана на части. Судя по следам на песке, Юшкевич внимательно осмотрел странную находку.
Вскоре песчаный пляж упирается в отвесную скалу мыса. Дальше пути нет: волны ударяют в подножие каменной стены, которая отвесно уходит в глубины моря. Следы поворачивают к обрыву и подводят нас к узкой расселине.
Цепляясь за камни, мы выбираемся на край обрыва. В этом месте терраса соединяется с крутой осыпью. Она уходит к зазубренной вершине. Примятый мох и сломанные кустики голубики едва сохраняют следы.
— Ушел парень на сопку… Эх, и будет ему баня!.. На три часа задерживаем высокогорный отряд…
— Смотрите, куда забрался!
Крошечная фигурка темным силуэтом выделяется на экране белого облака. В бинокль узнаю Юшкевича. С карабином в руке он спускается с вершины, сползая вниз по осыпи.
Долго мы ждем у подножия сопки. Наконец Юшкевич является. Ну и вид у него: измазанная куртка, порванные штаны, вспотевшее лицо в полосах грязи и взъерошенные, как иглы у ежа, вихры.
Не успеваю дать ему взбучки…
— Полуостров взлетит на воздух, как у Жюль Верна, — выпаливает Юшкевич.
— Чтооо?
— Скалы дымят…
— Дымят скалы?
— Там, — взмахивает карабином мальчик, — из трещины дым валит…
Юшкевич рассказывает о своих похождениях. Выполнив утренние наблюдения, он оставил журнал в палатке, взял карабин и пошел «обследовать берег». На сопку его вывел азарт исследователя. С большим трудом вскарабкался он на вершину. Разрушенный гребень оказался узким, как лезвия ножей, к небу «торчали каменные перья». Отвесными стенами сопка обрывалась к морю, образуя «затопленный кратер, невидимый с моря». Внизу из темной щели в стене «этого кратера, залитого океаном», поднималась струйка синего дыма.
— Дым поднимается из вулканической трещины, будет землетрясение, — почти шепотом оканчивает паренек свой рассказ.
— Спуститься к трещине можно?
— Можно… по веревочной лестнице или забраться снизу… если заплыть в кратер на лодке с моря…
Юшкевич, очевидно, сделал интересное открытие. Вероятно, вулканические газы вырываются там наружу. Следовало бы осмотреть фумаролу после альпийского похода, а сейчас нужно спешить установить приборы Высокогорной станции.
Запрещаю Юшкевичу впредь отлучаться из лагеря.
Бургавли
Лишь к полудню с тяжелой ношей за плечами покидаем морской берег и уходим вверх по течению Бургавли в глубь полуострова.
Выстроившись у защитного вала, наблюдатели Южной станции провожают нас прощальным салютом. Евгению я оставил свой карабин. Воробьев палит из охотничьего ружья, Юшкевич машет луком, согнутым из гибкого стволика камчатской березы. Он выловил его из реки. На охотском побережье в окрестностях Магадана простирается северная тайга, и березы тут почти нет. Откуда горная река принесла это деревцо?
В долине Бургавли перед нами открылся загадочный зеленый мир полуострова. В светлых рощах чозений — высокоствольных древовидных ив с темной морщинистой корой — тонем в буйном разнотравье. В колымской тайге ивовые рощи постоянно встречаются в речных долинах, на галечных и песчаных островах. Но здесь поражает высокотравье, разраставшееся среди деревьев в непроходимые джунгли.
Двухметровый вейник, похожий на камыш, зонтики дудника над головой, высокие свечи иван чая, гигантская крапива и…. камчатский шеломайник — такие травы обычны лишь для ивовых рощ Южной Камчатки и Курильских островов.
Среди чозений вздымаются могучие стволы одиноких тополей. Трудно определить в этой чаще высоту пришельцев с юга. Эти деревья напоминают далекое Черноморское побережье Кавказа. Там иногда встречаются такие великаны.
Полоса густых рощ кончилась, выходим на сухие и плоские террасы, заросшие мелким ольховником и куртинами приземистого кедрового стланика. У проток растут тополя с причудливо разветвленной, словно раздавленной кроной, как у среднеазиатского карагача.
Кедровый стланик постепенно вытеснил ольху, заглушил разнотравье, сплошь укрыл склоны соседних сопок. Попали в настоящие стланиковые дебри. Вокруг сплетаются изогнутые. красноватые ветви в кистях душистой колкой хвои. Ступить на землю негде, и мы, подпрыгивая на пружинистых ветках, шагаем, словно по воздуху, цепляясь и повисая на смолистых сучьях, точно обезьяны. Пружинистые стволы подбрасывают вверх, зажимают рюкзаки, стаскивают сапоги, рвут одежду, больно ударяют зазевавшегося путника. Иногда путь преграждают стволы стланика невиданной толщины. Упорно ломимся сквозь невообразимые заросли и, выбившись из сил, падаем на узловатые ветви, покачиваясь в лесных «гамаках».
