Полуостров загадок - [39]

На стоянках мы прокладывали сухопутные маршруты пришли к выводу, что верхнее течение Анюя пересекает настоящее «пастбищное Эльдорадо». Здесь можно было держать зимой многотысячные табуны оленей…

Приближались ворота в Серебряную страну — устье Курьинской виски. Она впадала в Анюй слева.

И вот однажды вдали появился причудливый мыс, похожий на лосиную голову. Его силуэт удивительно точно нарисовал казак на своей карте.

— Эге гей! Вадим… Чалить плот Сохатиный нос надо… Напрямик ходить Серебряная сопка.

Ближе и ближе к берегу подгонял я плот, надеясь воспользоваться обратным течением. Нам повезло: у Сохатиного носа плот вошел в поворотную струю, мы очутились в укромной заводи и пристали к берегу у подножия рыжеватых скал.

В поход взяли самое необходимое: рюкзак вяленого мяса, котелок, палатку и карабин. Даже невозмутимого охотника охватило нетерпение. В дорогу пустились, не вскипятив традиционного чая, не позавтракав.

Целый день мы шли на юго запад, напрямик, переваливая из распадка в распадок. Трудная это была дорога.

Тайга выгорела. Приходилось перелезать через поваленные почерневшие стволы, обходить вывороченные корни, похожие на чудовищ. Ноги проваливались в ямы, наполненные пеплом. Наконец выбрались на гребни сопок. Но и тут ягельники сгорели дотла. На голых щебенистых лысинах скрючились обугленные корни кедрового стланика. И все же здесь, двигаться стало легче. Иль» брел впереди, поблескивая вороненым стволом карабин» на сгорбленной спине.

У ручья, в неглубоком распадке, он остановился:

— Чай пить надо, силы прибавлять будем… Совсем; сопка близко…

— Откуда ты знаешь?

— Далеко идём… Верст пятьдесят…

Вскипятили чайник, подкрепились вяленым мясом и» тронулись дальше. Когда поднялись на широкое каменистое плато, впереди вдруг замаячила одинокая вершина. Ровный край плато почти скрывал ее, выступала лишь макушка, похожая на островерхий чум. Она звала, манила нас вперед и вперед.

Илья ускорил шаг. Волновало предчувствие открытия. Все вокруг будоражило, казалось призрачным и нереальным. Плоскогорье медленно повышалось, и чем быстрее мы шли, тем выше и выше выползала сопка, молчаливая и загадочная.

Я испытывал странное ощущение, будто уже когда то, в давние времена, может быть, во сне, видел эту выжженную печальную пустыню и фантастический лунный конус.

Мы почти бежали, не замечая усталости, и через час достигли края плато.

Совсем близко торчала, как перст, одинокая гора, похожая на потухший вулкан. Дальше, до самого горизонта, простиралась низина, исчезавшая в голубой дымке. Там где то текла Колыма.

У подножия сопки петляла речка. Тысячелетиями подтачивая крутой бок горы, она образовала высокий каменный яр. Казалось, с обрыва ниспадают белые струи замерзшего водопада. Вся стена побелела от каких то натеков и сосулек, тускло отсвечивавших в неярком свете полуночного солнца.

— Видела?.. Тут старики белый камень стрелами отбивала… — тихо сказал Илья.

Опершись на посох, он разглядывал Белый яр.

Гарь, которую мы почти преодолели, упиралась в речку. Вода не пустила дальше огонь. На Противоположном берегу, по склонам сопки, ярко зеленела тайга. Сквозь хвойный полог просвечивали серебристые поля ягельников. Пушистым ковром они одевали конус почти до вершины.

Дальше, за озером, гарь занимала всю низменность, насколько хватает глаз, преграждая доступ к Серебряной сопке с Колымы. Клочок живой тайги уцелел под защит той извилистой виски и большого озера. Это был последний островок ягельников Анюя.

Каменный яр белой стеной возносился по ту сторону протоки У подножия Белых скал широким пляжем рассыпалась голубоватая галька. Плато, где мы стояли, уступами ниспадало к реке. Только при спуске я почувствовал усталость. Колени болели, ноги не слушались. Пятидесятикилометровый марш по гарям и осыпям отнял силы. Спустившись к берегу, мы решили отложить на утро переправу через глубокую виску и поставили палатку на мшистой террасе, против Белого яра. Ужинать не стали.

Проснулся я от пронзительного жалобного рева. Палатка покосилась. Взъерошенный эвен сидел на корточках и сердито плевался:

— Тьфу, тьфу, анафема!

— Что с тобой, старина?

— Медведь чесала палатку…

— Какой медведь?

Немногословный рассказ развеселил меня. Охотники спят чутко. Утром Илья внезапно проснулся: трясли палатку. Он вскочил и увидел: что то большое, круглое, мохнатое терлось о кол, поставленный внутри палатки, у самого входа. Илья понял, что это медведь, и возмутился.

— Больно шлепал его! — воскликнул он, оканчивая рассказ.

Получив неожиданный шлепок, медведь, с диким ревом пустился наутек. Я выполз из палатки. Цепочка лепешек величиной с тарелку осталась на мшистой террасе. Зверь, удирая, оставил следы «медвежьей болезни».

Эта история здорово насмешила нас, но… непрошеный гость, прежде чем разбудить Илью, забрался на сухой ствол лиственницы, сбросил рюкзак, повешенный на сук, и съел все наше вяленое мясо.

Эвен чертыхался, стучал кулаком по вихрастой голове.

— Старая башка. Зачем мешок палатка не убирала?

— Успокойся, Илья, медведь слопал бы нас вместо мешка.

Но старик не унимался:

— Робкая медведь… Люди совсем не трогает.