Мы с Аароном понурили головы.
— Я могу работать с вами так же, как и прежде. Но разве в этом будет хоть какой-то смысл?
— Уиллис, — с трудом выговорил Аарон, опускаясь в кресло. — Всего одну ночь в году, а?
— Господин Штолиц, я дал зарок вообще не брать в рот спиртного.
— Святой Моисей… — пробормотал Аарон.
— Страшное дело, — поддакнул я. — Мы только успели дойти до середины Красного моря, а волны уже поднялись.
Когда мы пришли в себя, Уиллиса Хорнбека в комнате уже не было.
Начались подлинные сумерки богов. Мы вновь стремительно превращались в пигмеев. Аарон нетвердой походкой направился к бару и стал изучать его содержимое.
— Аарон! — спросил я. — Не собираешься ли ты…
— Что? — сказал Арон.
— …сам заняться монтажом нашего очередного эпоса «Сладкое ложе мщенья»?
Аарон выбрал бутылку и откупорил ее. Хлебнул.
— Да, — сказал он. — Вот именно. Сам.
Увы, этой ракете так и не суждено было взлететь. Сумерки богов постепенно сменялись беспросветной ночью.
Сначала пил Аарон. Потом я. Потом его шурин.
Ни один из нас не стал избранником той эйфорической музы, которая некогда посещала Уиллиса Хорнбека. Ни в одном из нас, когда алкоголь проникал в нашу кровь, не шевелился червячок интуиции. Мы были лохи — что трезвые, что пьяные. Уиллис же, к восторгу критиков, повязывал повязку на глаза и, выходя на арену, голыми руками брал за глотку аллигатора вдохновения.
Конечно же, мы с Аароном побывали еще на парочке фестивалей. Мы вложили все свои сбережения в три эпические ленты, которые, как вы сами понимаете, не принесли нам ни цента. Компания «Хасураи Продакшн» приказала долго жить. Мы продали весь пакет образовательному телеканалу.
А что же Уиллис Хорнбек? Он поселился в типовом доме возле Монтерей-Парк и стал посещать вместе со своими детьми воскресную школу. От былой его гениальности не осталось и следа. Трезвость же его устрашала не только нас, но и тех редких критиков откуда-нибудь из Глазго или из Парижа, которые невесть зачем пытались взять у него интервью.
Вы спросите, что сталось со мной и с Аароном? Теперь у нас вот эта студия размером с обувную коробку, еще на тридцать футов ближе к кладбищу. Мы делаем небольшие картины, монтируя их по-прежнему на двадцати четырех бобинах, и бомбардируем ими всю Калифорнию и даже Мексику. На дистанции поражения находятся триста кинотеатров, соответственно, триста киномехаников. Сто двадцать из них уже показывали премьеры наших монстров. По-прежнему в такие теплые вечера, как сегодня, мы сидим, потеем в ожидании и молимся, чтобы зазвонил телефон. Тогда Аарон выслушает и завопит:
— Быстрее! Кинотеатру «Барселонская Аркадия» срочно требуется премьерный фильм! Живо!
И мы ринемся вниз по лестнице и весело пробежим через кладбище с бобинами в руках, надеясь на то, что в одной из аппаратных нас будет поджидать пьяный киномеханик с налитыми кровью глазами гения и с бутылкой хереса в руках.
— Стоп! — закричу я, едва наша машина выедет на автостраду. — Я оставил бобину номер семь!
— Все равно никто ничего не заметит, фыркнет Аарон. — Уиллис Хорнбек-младший! Уиллис Второй! Отзовись, где бы ты сейчас ни был! Сэм, запевай песню «Я все равно тебя найду»!
