Полуночное танго - [3]

— Как в Акапулько, — сказал Славка, восхищенно замерев на пороге погруженной в таинственный полумрак веранды.

— Сейчас пустим фонтан. Расступись, тьма, воссияй, свет! — воскликнул дедушка Егор.

Провод, который он протянул по веткам деревьев к бетонному фонтанчику, прежде чем снабдить током электрическую лампочку, загерметизированную от влаги в трехлитровом баллоне, рассыпал целый фейерверк голубых искр.

— Дом спалишь, Егор! — испуганно воскликнула бабушка.

Наконец лампочка вспыхнула, фонтан, фыркнув несколько раз, послал в воздух слабую струйку желтоватой воды. Летом в нашем городе всегда плохой напор.

— Музыки не хватает. — Это сказала Марго. — Сейчас что-нибудь соображу.

Я знала, Марго поставит пластинку с записью «АББЫ» — последнее время все в нашем доме помешались на этой «АББЕ». Все, кроме меня. Дело в том, что я не люблю женские голоса. О любви, уверена, должны петь только мужчины. Я же могу слушать только песни о любви.

— Нет, сеньорита, так не пойдет. Вы должны сесть в кресло во главе стола, а я примощусь сбоку и буду наливать в ваш бокал напитки, чистить для вас фрукты и любоваться загадочным мерцанием ваших прекрасных глаз. — Славка уже успел посадить на свои узкие белые джинсы большое пятно. Джинсы ему коротки и явно жмут во всех местах, зато это настоящие американские джинсы, о чем свидетельствует звездно-полосатый флаг чуть повыше левой ягодицы. — Сеньорита позволит пригласить на танец?

Выходя из-за стола, я случайно поймала на себе мамин взгляд. В нем была тревога. Я знала, мама как огня боится той минуты, когда я влюблюсь. Мне, между прочим, уже пора было влюбиться. Но не в Славку же? Господи, да ведь мы, можно сказать, вместе выросли.

Я улыбнулась, кладя руку на высокое, еще по-мальчишески угловатое Славкино плечо.

— Это про тебя песня, — сказал он, наклонившись к моему уху. — Танцующая королева. Темноволосая, хрупкая, шестнадцатилетняя.

— В песне ей семнадцать.

— Ты уверена?

Славка ни бельмеса не смыслил в английском, хотя обожал блеснуть перед кем-нибудь наивным шикарным иностранным словечком. Он пополнял свой словарный запас с моей помощью — я писала ему на бумажке английские слова русскими буквами, а он потом повторял их перед зеркалом, смешно гримасничая.

Взрослые не спускали с нас глаз. Я ненавидела, когда они на меня так смотрели. Знаю, они считали, что во мне уже просыпается женщина, и это вызывало в них тревогу. Я не возражала против происходивших во мне превращений, но только мать и бабушка вкладывали в это понятие совсем другой, чуждый мне, смысл.

— Поедем ночью кататься? — прошептала я Славке на ухо, стараясь не шевелить губами.

— Что?

— Когда они угомонятся, я буду ждать тебя на пустыре. Как обычно.

— Может, сегодня не стоит? — Славка смотрел на меня с испугом.

— Что, кишка тонка? Тогда я попрошу Валерку.

Я бы никогда не попросила Валерку покатать меня на своем мотоцикле, а тем более ночью, но Славка об этом не догадывался.

— Прекрасная сеньорита, сегодня такой знаменательный день в вашей жизни…

— Так мы едем или нет? Может, у тебя нету бензина?

— Росинант наелся отборного овса и с нетерпением бьет в конюшне копытом.

— Тогда встретимся в двенадцать на пустыре. И советую сменить гардероб.

— А, да!.. — Славка выглядел каким-то растерянным, и меня это удивило. Второе лето мы чуть ли не каждую ночь убегали тайком из дома и часа два носились на Славкином мотоцикле. До сих пор никто ни о чем не догадывался, хотя один раз мы чуть было не загремели в милицию. Представляю, что бы было с домашними, если б загремели. — Сеньорита уверена, что желает совершить прогулку по ночному Акапулько и его окрестностям с сеньором?

— Уверена, — нетерпеливо прервала я поток Славкиного словоблудия. — Поедем в степь, и ты дашь мне руль. Я уже преодолела свой идиотский страх.

Песня закончилась, и Славка нехотя отвел меня на место.

Сквозь виноградные листья настойчиво пробивался лунный свет.

«Запомни этот вечер, — услышала я внутренний голос. — И то, как тебе было хорошо…»

* * *

Маршрут моего ночного побега пролегал через погреб. Его дверь запирали на ночь изнутри на ржавый засов. Она была справа от веранды, между окон в столовую. В столовой на диване спал дедушка Егор.

Я прокралась босиком на кухню, бесшумно подняла тяжелую крышку ляды. Не дай бог споткнуться обо что-то непредвиденное. Свет зажигать нельзя — окошко погреба как раз под маминой комнатой. У мамы вечная бессонница. Сидит ночами возле окна и смотрит в темноту.

Я благополучно преодолела все преграды. Славка и его Росинант уже ждали меня на пустыре. Белые Славкины джинсы служили мне маяком в ночи.

— Засветимся из-за твоего пижонства, — не выдержала я. — Во всем городе нет таких вторых портков.

Я влезла на заднее сиденье, крепко вцепилась в Славкино горячее туловище. Росинант взревел и встал на дыбки. Под горку мы катились с ветерком, но почти без шума.

— Давай на Берсеньевский шлях, — скомандовала я.

— Сначала съездим в Лоскутную балку.

— Идет, — согласилась я. — Чур, под горку с ветерком.

Славка неопределенно хмыкнул и отпустил тормоз. Мощенная булыжником мостовая летела мне навстречу с первой космической скоростью. Вдруг он выключил фару, и я вскрикнула от неожиданности.