Полуночная свадьба - [6]

По возвращении в Ла Фрэ де Клере продолжал думать о своем проекте. Он отнюдь не стремился к браку по расчету, считая себя способным восстановить собственными силами благополучие своего рода. У него, впрочем, оставалось еще около пятнадцати тысяч франков годового дохода, и он не считал необходимым прибегать к помощи приданого будущей жены. Он скорее желал блестящего союза, который обеспечил бы ему поддержку хорошей родни. Итак, он предпринял поиски, и только по истечении двух лет, в 1873 году, ему посчастливилось найти подходящую партию. До тех пор он жил довольно скромно в Ла Фрэ. Единственной статьей его расхода были сигары. Он их выкуривал с десяток в день. Довольствуясь покоем, сигарами, воспоминаниями и планами на будущее, он чувствовал себя вполне удовлетворенным. Два раза в год он ездил в Париж, чтобы поддержать связи и развлечься в течение месяца.

Последнее пребывание его там оказалось особенно приятным. Он неожиданно встретил своего старого денщика, Гильома, который теперь отворял дверцы карет. Де Клере весело побеседовал с ним и, расставаясь, дал ему луидор, сигару и пожал ему руку. Другая встреча де Клере представлялась более необычайной и романтической.

Однажды вечером, когда он возвращался пешком в гостиницу, его остановила женщина высокого роста, с лицом под плотной вуалью и позвала за собой. Он последовал за ней. Они очутились на Вандомской площади. Квартира была скромной и полутемной, женщина — красивой и страстной. Г-н де Клере плохо понимал, у кого он находится. У девицы легкого поведения? У дамы из общества? Станет ли их свидание обыденным приключением для первого и таинственной минутной фантазией для второй? Ему вспомнились подобные истории, когда-то рассказанные друзьями. У светских дам бывают своеобразные капризы, и некоторые из них далеко заходят, чтобы удовлетворить свое странное любопытство. В смущении он решил назвать свое имя. Услышав его, незнакомка проявила изумление. Она задала ему несколько вопросов и спросила, не живет ли он в Ла Фрэ.

Де Клере узнал в ответ на свои откровения, что он находился в постели у знаменитой графини Роспильери, которая прежде удивляла мир своей роскошью и продавала свои милости императорам и королям. Вынужденная покинуть Францию в последние годы Империи из-за подозрения в шпионаже, она вернулась назад при Республике под настоящим своим именем — г-жи Варнерен. Та, которую звали тонкой итальянкой и божественной графиней, родилась за тридцать пять лет до того, в Вандее, в двух шагах от замка Ла Фрэ, на маленькой ферме, и сейчас еще принадлежавшей г-ну де Клере. Девочкой она пасла на ней свиней и доила коров. Де Клере заключил, что жизнь есть необычайная игра и что в ней все может случиться.

С ним вполне согласился г-н Феликс Бриньян. Пока г-жа Клеманс Бриньян, рожденная де Палеструа, переодевала свое подвенечное платье на более простой костюм, так как юная чета отправлялась в свадебное путешествие, г-н Бриньян, болтая и куря одну из сигар г-на де Клере, предсказывал ему скорое вступление на престол монсеньора графа де Шамбора. По такому случаю Бриньяны, быть может, проедутся до Фросдорфа, где маркиз де Курсвиль представит королю красноречивого нового депутата. Имя Курсвиля подсказало г-ну де Клере, что нужно делать. Маркиз имел трех незамужних дочерей, из которых две старшие поступили в монастырь, а младшая оставалась неустроенной за отсутствием приданого. Но маркиз принадлежал к высшей знати, и одна из его кузин вышла замуж за барона де Витри, человека, относящегося к внушительному роду, и если не к герцогскому, то во всех отношениях равному самым титулованным среди них.

Три месяца спустя Александр де Клере повел к алтарю девицу Марию де Курсвиль и увез ее в Ла Фрэ. Поджидая случая составить себе состояние, г-н де Клере приканчивал остатки того, которое еще сохранил. Оно уже сократилось на добрую четверть, когда в 1875 году г-жа де Клере подарила ему дочь, названную Франсуазой, будущность которой ни на минуту не беспокоила г-на де Клере. Франсуазе пойдет в приданое клад шуанов.

Клад шуанов состоял из нескольких бочек английского золота, которое дед Клере, г-н Арман, как его звали в Бокаже и в Маре, добыл себе на борту судов Альбиона, курсировавших в устье Луары. Сокровища, по-видимому, спрятали где-то поблизости от замка Ла Фрэ. Предание о тайнике ходило в народе, хотя г-н Ипполит де Клере всегда уверял, что ничего об этом не знает. Тем не менее легенда всеми повторялась и у всех вызывала неослабный интерес. Г-н Вильрейль, археолог, слышал ее из уст крестьян, и от него узнал ее Александр, когда они вместе путешествовали по Греции. Вильрейль твердо верил золотой басне. Мысль о кладе укрепилась и в уме юного Александра, а когда он после войны поселился в Ла Фрэ, она вновь пришла ему на память. Мало-помалу предположение перешло в уверенность. Английский миллион, несомненно, зарыт где-то здесь и только ждет удара кирки. Г-н Вильрейль, вызванный из Афин, где он проживал, явился однажды вечером в Ла Фрэ, и работы тотчас же начались. Г-н де Клере был полон веры в их успех. Четыре года он прожил, таким образом, в самых приятных надеждах. Ежедневно приходил он выкурить сигару на земле, набросанной вдоль траншей, которые рылись по указаниям Вильрейля. Г-жа де Клере присоединялась к нему там, и оба они смотрели в пустую дыру, где по-прежнему ничего не появлялось. Вильрейль не терял присутствия духа. Он принял миф о кладе близко к сердцу, как свое личное дело. Перекопали все земли и леса Ла Фрэ. Г-н де Клере продавал их понемногу, чтобы оплачивать раскопки. Тайник никак не находился. Вильрейль запрашивал вертящиеся столики. Г-жа де Клере заказывала мессы. Г-н де Клере, доверчивый и добрый, курил свою сигару. Принялись осушать пруд.